– Тебе нужна помощь? – укладывая на лавку при входе чистую одежду, спросила девочку Сона. Но та не ответила и осталась неподвижной.
Тогда девушка помогла ей залезть в ванну и принялась осматривать длинные, потерявшие цвет волосы ребёнка на предмет наличия непрошеных жителей. Диагноз оправдал все опасения: лечение предстояло долгое. Первым делом было решено взять ножницы, затем, нанеся приготовленную служанками мазь по всей длине заметно укороченных волос, она перешла к обработке ссадин от старых побоев, сплошь покрывающих спину и руки рабыни.
«Зверство! Люди настолько панически боятся собственного ничтожества, что готовы втоптать в грязь любого, лишь бы казаться чуть выше, а если при этом удовлетворяются ещё и лень с жадностью или больные желания, то это уже джек-пот. Но ребёнок тут причём?! Бедняжка… Больше тебя никто не ударит! Нужно пригласить лекаря на завтра… А это что? – Ковш с тёплой водой, из которого поливали девочку, завис в воздухе. – Скоты!»
На левом предплечье девочки находился давно выжженный квадрат с витиеватым узором, складывающимся в слово «пен кхон»[77]
, что на языке Западного солнца значило «принадлежать».– Не бойся, – неожиданно для себя Сона вновь заговорила на другом языке, так же, как тогда в лагере. Новая фонетика была трудной для ней, не привыкшей к языку западной страны, и выдавала неизвестный слышащим акцент. – Я не позволю тебя обижать. Твоё имя Кхуамван? Так записано в документе.
Но подопечная и в этот раз не ответила.
«Может, она забыла родной язык? Забуду ли я свой?»
– Не бойся, – повторила девушка уже на знакомом языке Южных равнин. Она помогла гостье дома надеть свежую одежду, старательно закрывая длинным рукавом предплечье рабыни, хранившее ужасающую тайну прошлого. – Запомни, никому не показывай клеймо и ни с кем не разговаривай, кроме того юноши и меня, – Сона на всякий случай продублировала своё наставление жестами.
«Надо придумать какую-нибудь повязку, чтобы ни у домашних, ни у врача не возникло вопросов».
Завершив санитарные процедуры, Сона отвела девочку на кухню, где её дожидался горячий ужин и сладости. Собравшиеся наблюдали за тем, как ребёнок боязливо тянется к тарелке, опасаясь, наверное, наказания за такую обыденную для всех вещь – еду.
«Люди так живут? Это же невыносимо! А их там целый рынок, и каждый терпит подобное. – В голове Соны вдруг мелькнула ранее старательно отгоняемая мысль: – Жу был прав, за эту цену мы могли бы спасти несколько детей. Я слишком плохо торгуюсь!»
– Кушай, кушай, всё тебе, – мягко подбадривала Аи. – Мэй[78]
, принеси каштановый пирог, – обратилась она к хрупкой рабыне дома.– Но вы готовили его на завтра… – поспешила напомнить та.
– Время есть, испечём новый. Посыльный придёт только после первого часа утреннего Солнца.[79]
– Не стоит, – перебила их Сона. – Должно быть, она не ела целый день, не стоит тяготить оголодавший живот.
– Совсем бедняжка, – искренне сопереживала женщина. – Куда бы нам пристроить очередного постояльца?
– Поживёт со мной, – отозвалась Сона.
– Не потеснит?
– Если позволите, я расстелю для себя те тёплые одеяла, а гостья займёт мою лавку.
– Да-да, конечно, и не спрашивай! – по-доброму, но с заметным облегчением согласилась хозяйка дома, ведь проблема размещения неожиданного гостя разрешилась сама собой.
– Хотела бы попросить на завтра новый ковш с углём.
– Мэй принесёт утром, – Аи посмотрела на служанку.
– Слушаюсь, – ответила Мэй.
– Какое у тебя имя? Кто твои родители? – хозяйка перевела внимание на гостью.
Девочка вопросительно посмотрела на спасительницу и, вероятно, прочитав на её лице запрет, вновь застучала ложкой по тарелке.
– Думаю, она не знает южный язык, – ответила за свою подопечную Сона.
– Будет сложно… Утром отправлю Мана на площадь разузнать, что известно.
– На кухне и без того забот достаточно, – остановила её Сона. – Я обременила вас просьбой о Ху Цзы и не посмею просить о прочем.
– Разве можно так говорить о детях?! – отмахнулась женщина.
– Сам схожу, – вступил в разговор появившийся в дверях Чжу Жу. – Нечего ему без толку слоняться, а то взвалит свою работу на девушек, а те и боятся главному слуге поперёк возразить.
– Так мне даже спокойнее будет, – согласилась Аи. – А тебя, – она повернулась к неизвестной, – я пока назову Ми Лу, согласна? Нехорошо человеку быть без имени, даже у рабов оно есть.
Стремление добронравной Аи помочь «потерявшемуся» ребёнку рвало Сону изнутри:
«Мне стыдно вас обманывать. Однако покупка нелегальная, следовательно, чем меньше людей знают, тем лучше. Надо найти способ вывести её из города. Документы у меня, а клеймо… Придумаю. У ворот потребуют именную табличку, которой нет. И разрешения Юй Куо, до сих пор числящегося хозяином, тоже нет. Что делать? Получается, по моей вине девочка застряла в городе? Есть только один выход – ей нужно стать свободной. Да, только так она раз и навсегда избавится от преследования, ведь будет свободной по закону страны. Но для меня это опасно. Иностранка, нарушившая закон. Теперь я вор. Если поймают… Стоит ли оно того?»