Нефритовый трон

Подавленные французы сидели тихо, британские моряки тоже не блистали красноречием. Лорд Парбек был чопорен, Макриди мрачен; даже Райли постоянно впадал в несвойственное ему молчание и явно чувствовал себя очень неловко.

— Лоуренс, — сказал Уоррен на драконьей палубе, когда они пили кофе, — не хотелось бы обижать ваших прежних сослуживцев, но Боже ты мой! Можно подумать, мы нанесли им смертельное оскорбление, а не вызволили из беды, позволив сохранить приличное количество крови.

— Должно быть, они полагают, что мы могли это сделать чуть раньше. — Саттон, прислонившись к своей Мессории, раскурил сигару. — А так мы не только лишили их заслуженной славы, но еще и забрали у них часть призовых. Хочешь нюхнуть, моя девочка? — Он поднял сигару так, чтобы Мессория могла втянуть в себя дым.

— Могу заверить, что вы оба неправы, — ответил им Лоуренс. — Если б вы не подоспели, мы бы ни за что не захватили этот фрегат; он не получил сильных повреждений и мог уйти от нас в любую минуту. Каждый человек на борту был просто счастлив, увидев вас. — Он предпочел бы не вдаваться в объяснения, но если бы он промолчал, у авиаторов сложилось бы самое нелестное мнение об офицерах «Верности». — Дело в том, что мы еще до вашего появления потопили их второй фрегат, «Валери», вместе со всей командой.

Поняв, как удручен этим сам Лоуренс, капитаны перестали ему докучать. Уоррен, кажется, был не прочь спросить о чем-то еще, но Саттон толкнул его локтем и послал вестового за колодой карт. Харкорт присоединилась к ним, и они, как обычно, сели играть в «спекуляцию». Лоуренс допил свой кофе и потихоньку ушел.

Отчаянный, сидя, оглядывал пустой океан. Он проспал весь день, а потом еще раз сытно поел. Подставив Лоуренсу переднюю лапу, он тихо вздохнул и свернулся кольцом.

— Не принимай это очень уж близко к сердцу. — Сам Лоуренс так и не сумел последовать совету, который давал сейчас — но он боялся, что размышления о потопленном корабле вгонят Отчаянного в меланхолию. — С обоими фрегатами на плаву мы были под угрозой захвата; французы потушили бы все огни, и Лили с остальными не нашла бы нас в темноте. Ты спас много жизней, не говоря уже о самой «Верности».

— А я и не чувствую себя виноватым, — сказал Отчаянный. — Я не хотел топить этот корабль, но не жалею, что потопил. Они собирались убить моих авиаторов — этого я не мог им позволить. Только вот наши моряки теперь смотрят на меня как-то странно и стараются не подходить близко.

Лоуренс не стал размениваться на ложные утешения. Моряки предпочитают видеть в драконе боевую машину, что-то вроде корабля, который дышит и умеет летать, орудие, полностью подчиненное человеческой воле. Они понимают, что этот зверь невероятно силен — еще бы, при такой-то величине; если его из-за этого и боятся, то так, как можно бояться очень сильного и свирепого человека. «Божественный ветер» — дело другое. В нем есть нечто потустороннее, и гибель «Валери» слишком уж напоминает древние предания о карающем небесном огне.

Ночные события и Лоуренсу вспоминались, как тяжелый кошмар: веселые залпы разноцветных ракет, красное зарево пушек, белесые глаза флер-де-нюи в темноте, едкий дым и огромный вал, падающий, как занавес в театре. Он погладил лапу Отчаянного, и они стали смотреть на пенный след за кормой.

— Парус! — послышалось ранним утром, когда стало светать.

«Вильгельм Оранский» показался на горизонте, в двух румбах по носу справа. Райли, щурясь, смотрел на него в трубу.

— Будем свистать матросов на завтрак раньше обычного: он подойдет к нам задолго до девяти.

С «Шантез», оказавшейся между двумя кораблями, уже окликали заокеанский транспорт. Трофейному фрегату предстояло идти в Англию с пленными на борту. День обещал быть ясным и очень холодным, топсели и брамсели «Шантез» весело белели на густой зимней синеве неба. Транспортам редко доводится брать трофеи — команде «Верности» полагалось бы ликовать. Быстроходный парусник с сорока четырьмя пушками будет, конечно же, выкуплен для службы Британии, и за каждого пленника тоже выплатят премию. Но угнетенное состояние еще не прошло, и на «Верности» было тихо. Лоуренс, которому тоже неважно спалось, стоял на баке и тоскливо смотрел, как подходит «Вильгельм Оранский». Скоро они вновь останутся в полном одиночестве.

— Доброе утро, капитан, — сказал ему Хэммонд. Лоуренс не слишком старался скрывать свою неприязнь к этому человеку, но Хэммонд, ничего не замечая, смотрел на «Шантез», и его радость граничила с неприличием. — Лучшего начала для путешествия нельзя и желать.

Плотник и его помощники чинили палубу неподалеку от них. Один из матросов, Леддоуз, взятый на Спитхеде и уже зарекомендовавший себя как корабельный шут, при этих словах поднял голову и воззрился на Хэммонда с откровенным неодобрением. Плотник Эклоф, большой молчаливый швед, хватил его кулаком по спине и заставил вернуться к работе.

— Отчего же, — сказал Лоуренс. — Линейный корабль в качестве трофея был бы желательнее.