Нефритовый трон

— По-моему, намек достаточно ясен. Сделайте все, чтобы завоевать ее расположение.

— Не понимаю, с чего это Шун Каю вздумалось давать мне советы, — сказал Лоуренс, когда посол удалился. — Он всегда был достаточно вежлив, но дружелюбия ни в коей мере не проявлял.

— Тоже мне совет, — вставил Грэнби. — Вы бы и сами как-нибудь додумались сказать, что Отчаянному у нас хорошо.

— Да, но без него мы не придали бы столь высокого значения завтрашнему визиту, — возразил Хэммонд. — Для дипломата он сказал очень много — собственно, только это он и мог сказать, не раскрывая перед нами все карты. Это внушает надежду, — добавил он с преувеличенным, как подумалось Лоуренсу, оптимизмом. Хэммонд уже пять раз писал императорским министрам с просьбой о встрече, на которой мог бы предъявить свои полномочия, но письма ему возвращали нераспечатанными. Когда же он попросил о свидании с несколькими другими европейцами, живущими в городе, то получил недвусмысленный отказ.

— Не такая уж она нежная мать, если согласилась отправить сына в такую даль, — сказал Лоуренс Грэнби ранним утром следующего дня. Капитан разглядывал свою парадную смену, вывешенную ночью проветриваться: галстук нуждался в глажке, а рубашка, как он заметил только сейчас, протерлась.

— Обычно они спокойно относятся к детенышам, когда те уже вылупились, хотя над яйцами, можно сказать, трясутся. В конце концов дракончик, появившись на свет, способен уже отгрызть козе голову, и материнская забота ему не нужна. Дайте мне: гладить я не мастак, но с иглой управляюсь неплохо. — Грэнби взял у Лоуренса рубашку и сел чинить прореху на рукаве.

— И все-таки она, я уверен, хотела бы, чтобы за ним хорошо присматривали. Странно, впрочем, что она занимает такое высокое положение при дворе. Я всегда думал, что селестиал, чье яйцо согласились отдать за кордон, должен принадлежать к не слишком знатному роду. Спасибо, Дайер, поставьте сюда, — сказал Лоуренс вестовому, который принес ему горячий утюг.

Принарядившись как мог, капитан вышел во двор к Отчаянному. Полосатого дракона приставили к ним для эскорта. Полет был коротким, но интересным: они шли так низко, что видели плющ и другие растения, укоренившиеся на желтой черепице дворцовых зданий, и различали драгоценные камни на шляпах министров — мандарины, несмотря на ранний час, уже сновали по дворам и дорожкам.

Дворец, к которому они направлялись, находился в пределах обширного Запретного Города. Сверху он узнавался легко: два огромных драконьих павильона стояли по обе стороны длинного, заросшего водяными лилиями пруда. Чашечки цветов еще не раскрылись. Через пруд вели прочные, высоко выгнутые мосты, к югу от него лежал вымощенный черным мрамором двор.

Полосатый проводник опустился туда и встретил гостей низким поклоном. Под кровлями павильонов уже шевелились, просыпаясь, другие драконы. Из южной ниши вылез древний селестиал с длинными висячими усами. Его громадное жабо полностью выцвело, а черная шкура стала такой прозрачной, что сквозь нее просвечивали красным сосуды и мышцы. Еще один полосатый дракон, сопровождающий старца, заботливо подталкивал его носом к освещенному первым солнцем двору. Селестиал, как видно, почти ослеп из-за молочных катаракт на глазах.

Начали выходить и другие здешние жители. Империалы, без усов и манишек, превосходили селестиалов числом. Черные, как Отчаянный, или цвета индиго, все они были темными, за исключением Лян. Она в это самое время появилась из своего отдельного укромного павильона и пошла напиться к пруду. Белая кожа придавала ей какой-то неземной вид; не диво, что все испытывают перед ней суеверный страх, подумалось Лоуренсу. Остальные, завидев Лян, поспешно расступались. Не обращая на них ни малейшего внимания, она сладко зевнула, стряхнула воду с усов и удалилась в сад.

Цянь ожидала гостей в другом павильоне вместе с двумя особенно красивыми империалами. Все трое были украшены дивной красоты драгоценностями. Она приветливо наклонила голову и звякнула когтем в привешенный к столбу колокол, вызывая слуг. Приближенные драконы уступили Отчаянному и Лоуренсу место справа от нее, слуги принесли капитану мягкий стул. Цянь, не начиная беседы сразу, показала на пруд: лучи солнца уже коснулись его, и лотосы распускались плавно, будто в балете. Их действительно были тысячи, и розовые лепестки на темной зелени листьев радовали своей красотой.

Когда распустились последние, драконы дружно застучали когтями по камню — видимо, это были аплодисменты. Лоуренсу принесли маленький столик, драконам — большие фарфоровые чаши, белые с голубым. Всем налили крепкого, почти черного чая. Драконы, к удивлению Лоуренса, пили его с наслаждением и даже вылизывали чаинки со дна. От напитка, чересчур терпкого, пахло копченым мясом, но капитан из вежливости выпил всю свою чашку. Отчаянный расправился с чаем не менее быстро и задумался, словно не решив еще, понравилось ему или нет.