Нефть!

Действительно, это был Поль. Пара, стоявшая на крыльце, двинулась приезжим навстречу, и Руфь представила своего брата отцу. Поль сказал: "Добрый вечер", и остановился, выжидая, подаст ли ему отец руку или нет. Потом он пожал руку Бэнни, который вдруг странно ощутил при этом, что прежний образ Поля, образ мальчика, жившего в его мечтах, который мог бы стать для него хорошим товарищем, потускнел. Перед ним стоял вполне взрослый мужчина, человек, казавшийся лет на десять старше его и сделавшийся вдруг навсегда для него недостижимым.

— Мебель привезли? — спросил отец, и Руфь ответила, что все в порядке и что даже ужин был бы готов, если бы они знали точно, когда приедет мистер Росс. Но с ужином они не задержат. Тем временем Поль помог Бэнни внести свертки в дом, и что за чудо — это было самое прелестное бунгало, какое когда-либо вы видели! Все в нем было новенькое с иголочки, вплоть до розового абажура на лампе и цветов на столе, стоящем посередине. Очевидно, Руфь вложила в эту работу все свое сердце. Она очень застенчиво осведомилась у отца, что он желает на ужин. Отец ответил: "Все, что найдется", и скоро на сковороде зашипела копченая грудинка, распространяя приятный запах. Выгрузив машину, Поль стоял и ждал. Бэнни воспользовался этим, чтобы засыпать его вопросами и узнать о нем все, узнать, как он очутился здесь.

Поль рассказал, что пришел еще вчера, желая повидаться с Руфью, объяснился на этот раз до конца с отцом и заявил ему, что ему девятнадцать лет и он считает себя достаточно взрослым, чтобы самому заботиться о себе. Бэнни спросил, не "выдрал ли" его отец? Поль улыбнулся и ответил, что отец не в состоянии никого драть, так как у него разыгрался ревматизм. Он неумолим и суров, как всегда, но Полю предоставил идти в ад собственной дорогой и обещал помолиться за него. Бэнни сразу заметил, что Поль уже не называл больше своего отца "пап" и не уродовал английского языка, подобно остальным членам семейства Аткинсов. Он говорил как образованный человек, каким и был на самом деле.

Они поужинали. Поль и Руфь намеревались прислуживать за столом, но отец заставил их сесть, и все четверо составили маленькую, но очень веселую компанию. Бэнни бомбардировал Поля вопросами о его жизни и случайно рассказал сам, как охотился за ним в ту памятную ночь у миссис Гроарти. Почему он тогда убежал? Они говорили о тетке Поля, о ее трагедии с участком, о ничего не стоящих акциях, которые она купила. Поль узнал от Руфи, что Бэнни посылал ей деньги. Он поблагодарил и обещал возвратить их. Он сохранил свою непреклонную гордость; никогда не искал ничьих милостей, не выскакивал вперед, но держался позади и ждал, когда его позовут. Он рассказал, как ему жилось. Его благодетель, старый юрист, недавно умер и оставил ему всю свою библиотеку, — за исключением юридических книг, — настоящее сокровище: множество научных сочинений и лучших образцов старой английской литературы. Почти три года Поль пользовался этой библиотекой, — в этом была вся его жизнь! Редкий вечер проходил без того, чтобы он не засиделся за полночь. Он учился также и днем, потому что, в сущности, работы у него было немного. У покойного Минтера не было собственных детей, кроме того, его занимал этот мальчик, жаждавший заняться самообразованием, и мало-помалу Поль сделался его настоящим баловнем. Работая со старым микроскопом, Поль решил, что еще года два покорпит над науками, а потом поступит в какую-нибудь лабораторию, — если понадобится, хотя бы на должность швейцара, — и пробьет себе дорогу к работе в лаборатории.

А чего он только не изучал! Он читал Гексли и Спенсера, говорил о Гальтоне и Вейсмане, и Лодже, и Ланкастере, и целой куче других, имен которых Бэнни даже никогда не слыхал. Жалкое школьное знание Бэнни съежилось до последних пределов, и как бессмысленны сразу показались ему все футбольные триумфы. Отец тоже ничего не знал обо всем этом. Ему было уже за пятьдесят, но ни разу не доводилось ему видеть такого ученого студента. Любопытно было, как он ухватился за новые для него вещи. Поль рассказывал о работах исследователей над вопросом, могут ли приобретенные свойства передаваться по наследству. Вопрос этот был настолько важен, что Вейсман резал хвосты у мышей, чтобы посмотреть, будут ли они у следующих поколений или нет. Но, по мнению Поля, это было в достаточной мере глупо, так как мыши с отрезанными хвостами, в сущности, не переживали никакого реального изменения своих жизненных свойств. Важнее узнать, скоро ли заживает рана и заживает ли она у новых поколений мышей быстрей, чем у предыдущих. Путь к разрешению этого вопроса лежит в стимулировании животных к развитию в них новых способностей и в наблюдении над тем, могут ли молодые поколения развивать их более легко. Отец сразу схватил всю суть того, что Поль отговорил, и заметил, что можно кое-что узнать из наблюдений над рысистыми лошадьми и изучения их родословной.