Нефтяная Венера

– Я люблю тебя! – Ваня обхватил Соню. – И тебя, – стиснул Машу. – И папу! – обнял меня. – Я люблю вас всех! Я хочу раствориться в вашем мире! Хочу поделиться собой с вашим миром!

– И что… обязательно писать? – Я ищу тряпку, чтобы вытереть с пола. Никак не могу найти. Где же тряпка, где тряпка?..

– Чего ты тычешься по углам? – Это Соня.

– Тряпку ищу…

Соня протягивает пачку салфеток.

– А как ещё раствориться в мире? – спрашивает Ваня.

Раствориться в мире… Резонно… А как ещё? Только так… Поссать на этот мир… Тру картину, пол… Ну давайте уже… не молчите…

Соня будто слышит мои мысли:

– Теперь понятно, откуда рама…

– Вань, пойди руки помой, – говорю, бросая скомканные салфетки в огонь.

– Соня, я сейчас вернусь.

Я рассказал всё, как было. Сёстры выслушали внимательно. Ваня часто перебивал, если ему казалось, что я недостаточно точен. Например, попытка опустить подробности с умирающим Сазоновым провалилась.

– Я увидел, как машина – бах! – в столб! – Ваня в лицах показал аварию. – Я заглянул – дядя лежит. – Ваня изобразил уткнувшегося в руль Сазонова. – А рядом она. – Ваня любовно погладил ещё влажный холст.

– А почему вы нам об этом сразу не сказали? – наконец задала главный вопрос Маша.

– Мы… мы… мы решили пока подержать её у себя.

– Пока ваш папа лежит в нашей могиле! – выкрикнул Ваня и захохотал. Оказывается, ему не чужда практическая жилка.

В начале нашего знакомства с сёстрами пострадавшей стороной выглядели мы с Ваней. Теперь козыри уравнялись. Отец-одиночка с сыном-инвалидом оказались не такими уж непорочными.

Соня усмехнулась:

– Резонный ход… Но картина не наша. Она оплачена. Отец вёз её заказчику. Я знаю кому.

– В принципе… мы готовы её вернуть… – Я не слишком уверен в своих словах, смотрю на Ваню.

– Мне жалко! – решительно заявляет он. – Она моя мать, я её люблю!

– Вань, не болтай ерунды, какая она тебе мать. Чужая женщина, тем более нарисованная!

– Не отдам!

– Ладно, потом обсудим. А пока, может, воздухом подышим? Покажете место преступления, – предложила Маша.

Своевременная идея.

На улице темно. В небе луна, похожая на засохший кусочек сыра с забытого бутерброда…

– Какой воздух! Влажный, морозный! – Маша крутится, вдыхая полной грудью.

Я спотыкаюсь обо что-то, чуть не падаю…

– Чёрт! Что это такое на самом ходу валяется… – Под ногами вижу вилы. – Кто тут вилы бросил… – Прислоняю их к стене дома.

Спускаемся в овраг, отделяющий посёлок от дороги. Луч фонаря выхватывает груды белых пакетов с мусором, корпуса старых радиоприёмников и телевизоров, белые коробки холодильников.

– Это ужасно, почему у вас так относятся к природе… – всхлипнула Маша.

– Когда тебе нравится, ты говоришь «у нас», а когда не нравится – «у вас», – поддела сестру Соня.

Мне неловко, как будто я сам весь этот мусор сюда приволок.

– Неужели здесь нет специального контейнера? – переживает Маша.

– Есть, но большинству лень до него тащиться, и они сюда бросают. Тут пруды были, целый каскад, с кувшинками, ещё от дворянской усадьбы остались. Мы в детстве на плоту катались. А когда земля подорожала – пруды осушили, продать хотели, но никто не купил…

– Машенька за экологию очень переживает, – разъяснила Соня глубокое сестринское расстройство. – Она даже батарейки здесь не выкидывает, а отвозит к себе во Францию, где есть специальные пункты утилизации батареек.

– А что?! Батарейки – жуткое зло для природы! У вас, то есть у нас, короче, в России, нигде нет пунктов их утилизации. Раньше в Москве был один, я туда батарейки возила, но потом оказалось, что они их заново упаковывают и продают как новые. Не умеете вы экологично жить!

– А как это – экологично жить? – спросил Ваня.

– Природу не засорять, гармонично жить вместе с природой и всё такое… – попыталась объяснить Маша.

– А можно экологично умереть? – продолжил расспросы Ваня.

– Конечно, можно. Я, например, хочу, чтобы меня похоронили, а не сжигали, когда я умру.

– Мы маму и другого папу сожгли. Почему ты хочешь, чтобы тебя похоронили?

– Если меня просто закопают, то со временем я превращусь в нефть и буду полезна людям.

– А почему ты превратишься в нефть?

– Нефть – это ведь просто сгнившие живые организмы, умершие миллионы лет назад. У каждого есть выбор, стать нефтью или не стать.

– Я хочу стать нефтью! – потребовал Ваня. – Как на картине! Папа, похорони меня, как Машу, ладно?

– Ладно, ладно. Ты всех нас переживёшь, – отшучиваюсь я.

Выбираемся на дорогу.

– Вот тут машина была! – Ваня выскочил, принялся скакать по разделительной полосе, в лицах показывая аварию.

– Тише! Не кричи! И уйди с асфальта!

Маша осмотрелась. Вот место, где разбился её отец. Соня зажгла сигарету.

– А небо-то какое! Похоже, завтра будет солнечно!

– Завтра будет солнечно? – навострил уши Ваня. – Точно?

– Если ночью небо чистое, утром обычно солнце.

– Ой, солнце! Ура! Я очень жду солнце! – радуется Ваня.

– А ты знаешь названия созвездий? – спрашивает Маша.

– Большая Медведица… – Ваня ткнул пальцем куда-то наобум.

Я вспомнил школьный урок астрономии. Свет погибших звёзд всё идёт и идёт через космос. Мы восхищаемся тем, чего давно нет. Изучаем то, чего нет. Клянёмся тем, чего нет.