Нефтяной король: Секретная жизнь Марка Рича

Увы, далеко «Монвизо» не уплыл. Едва пароход пересек Гибралтарский пролив и повернул на юг, как его остановили у марокканского побережья неподалеку от Касабланки. Местные власти запретили судну плыть дальше, а его пассажиров задержали. Семью Райхов, продержав несколько суток на борту, интернировали в лагере беженцев в Аземмуре, к югу от Касабланки. Мечта начать новую жизнь в Австралии, вдали от нацистов, закончилась крахом.

Прошло три месяца, четыре… Чем дольше Райхи оставались в лагере, тем меньше у них было надежды оказаться на свободе. Жизнь в заключении под охраной жестокого полицейского оставила в памяти Марка тяжелые воспоминания. Он чувствовал, что отец не в силах им помочь.

Их спасли три способности Давида Райха. Он знал немецкий, идиш и французский, и в лагере стали пользоваться его услугами в качестве переводчика. Своим разумным и твердым поведением Давид завоевал уважение товарищей по заключению, и они выбрали его своим представителем. Благодаря этому он сумел установить контакты с марокканскими чиновниками в качестве представителя других заключенных. Впоследствии Давиду, в отличие от других интернированных, разрешили свободно передвигаться. Ему позволили периодически ездить в Касабланку для переговоров с властями и, наконец, разрешили связаться с сестрой, которая несколько лет назад переехала в США. Христианская организация, в которой она работала, помогла ей обратиться в Вашингтон, к государственному секретарю США Корделлу Халлу.

Это обращение обернулось для семьи Райх пропуском на свободу. Сестре Давида удалось получить въездные визы в США для брата и его семьи. Вместо путешествия в Австралию Райхи неожиданно получили разрешение на въезд в Америку, куда после принятия Закона об иммиграции 1924 г. стало нелегко попасть. И отправились они туда не в трюме грузового судна, а на пассажирском корабле регулярной судоходной линии. Пароход «Серпа Пинту» остался в памяти Марка Рича как «славный и комфортабельный».

«Мы все потеряли, зато остались живы»

Маленький мальчик из Антверпена стоял на палубе океанского корабля. Была весна 1941 г., до Перл-Харбора и вступления Америки в войну, до бойни в Бабьем Яре оставалось еще несколько месяцев.[36] Мальчик с волнением смотрел на статую Свободы и очертания Нью-Йорка. Он никогда не видел небоскребов и не знал ни слова по-английски. Благодаря зигзагу удачи Марселл Давид Райх оказался в Соединенных Штатах. Он выжил по двум причинам: во-первых, по ряду случайностей, печальных самих по себе, и, во-вторых, благодаря дальновидности и умениям отца. «Мы все потеряли, — говорит Марк Рич, — зато остались живы». И это было величайшее, важнейшее достижение в жизни Давида Райха. В то время для европейского еврея квинтэссенцией успеха было остаться в живых. В Галичине, откуда родом семья Райхов, выжил лишь один еврей из десяти. Если бы Давид Райх не переселился из Перемышля во Франкфурт, оттуда в Антверпен, а затем уже в Марсель, шансы его семьи на выживание были бы ничтожны. Теперь же Райхи оказались счастливыми обладателями пропуска в «землю обетованную».

Марселл Райх, он же Марк Рич, навсегда сохранит ментальность беженца-эмигранта, он навсегда останется «другим». Именно в этой ментальности, в ощущении вечной бездомности коренится его решимость добиться успеха. Решимость эту еще больше укрепил еврейский опыт жизни на чужбине, а также то, что он был единственным ребенком. Исследования говорят, что единственный ребенок имеет более высокую мотивацию и способность к адаптации, чем ребенок из многодетной семьи.[37] В досье на Марка Рича, собранном Службой федеральных маршалов США, есть неожиданная информация о том, что семья Райх, едва спустившись с трапа «Сепра Пинту», сразу же поселилась на Манхэттене, на элитной Пятой авеню. На самом же деле Ричи вначале поселились в доме тети — той самой, что выбила для них визу. Она жила недалеко от Нью-Йорка — в районе Крествуд города Йонкерс. В Крествуде была значительная еврейская община. Оттуда семья Рич начала свою американскую одиссею, растянувшуюся на долгие годы. Вначале была Филадельфия, затем Канзас-Сити, откуда они вернулись в Нью-Йорк: сначала поселились в Квинсе, а в конце концов — на Манхэттене.

«Он был маленький, говорил с акцентом, и он был еврей»

Марк Рич говорит, что за 12 лет поменял 12 школ. Так что завести друзей ему, эмигранту и единственному ребенку в семье, было непросто. Он рос одиночкой, был предоставлен самому себе, и это стало привычкой, впоследствии сформировавшей его характер. Рич навсегда останется одиночкой, он не принадлежит к элите и не стремится в нее попасть. У него несгибаемый характер, и он всегда готов это доказать на деле. «Немного поплачешь и идешь дальше», — ответил мне Рич на вопрос, как он справляется с поражениями.