Нега

Дальше юнкер вдруг увидел надгробия маньеристов. На памятнике Степанцову были выбиты строки из его стихотворения: «Наш альков теперь могила, там споем, что недопето». Само надгробие было украшено небольшим бюстом поэта, выполненным в духе греческого пантеизма. Чуть поодаль возвышалось увенчанное полумесяцем, строго мусульманское надгробие Добрынина. Константэн физически чувствовал исходящие от него флюиды Абсолютного Зла. Кроме того, на фотографии в черной рамке Андрэ показывал юнкеру фигу, как бы произнося: «Я даже за порогом смерти вас не могу не оскорбить».

Памятник эпикурейцу Пеленягрэ был разноцветным до неприличия. Памятник самому Константэну представлял собой фигуру огромного богомола, воздевшего передние конечности к небу.

— Ой! — вдруг по–бабьи крикнул Тритонов и сорвался с места. Константэн, повинуясь инстинкту, побежал за ним.

— Двойники! — вопил Тритонов на бегу. — Произошло наложение измерений! Скорее! Надо предупредить королеву!

Вокруг творилось черт знает что: из могил повалил густой дым, по воздуху летали горящие жестяные венки и переворачивающиеся гробы. Из одного с хохотом выпал белокурый мертвец, которого приняли на себя острые колья кладбищенской ограды. В небесах вертелись какие–то шестеренки, верхом на треугольниках скакали квадраты и бежали светящиеся фигуры.

Тритонов дернул дверь сторожки.

Вальпургия, красивая как никогда, молча сидела за столом перед канистрой портвейна. Больше в сторожке никого не было.

— Королева! — дернулся было Тритонов. — Бегите!

— Я все знаю, — молвила она, — теперь я молю нашего отца Люцифера о том, чтобы не пришел Древний Ужас, против которого мы бессильны. Юнкер, бегите! — королева любовалась Константэном.

— Нет! Я вас не брошу! — крикнул юнкер, потрясенный ее взглядом.

Вдруг пол под ним взорвался, его отбросило к дальней стене и он увидел самое страшное — гигантскую голову древнего ящера, скользкую, обросшую ракушками. Над ужасной оскаленной пастью, из которой вырывался невыносимый рев, сияли ледяной, равнодушной злобой глаза чудовища. Голова с подземным воем, даже гулом, приблизилась к юнкеру. Последнее, что он увидел, было прекрасное лицо королевы. Она что–то крикнула, но он не расслышал. В ту же секунду ящер разорвал ее надвое — во все стороны брызнула голубая кровь. Юнкер забился в истерике, прикрыв лицо руками…

Когда же он открыл глаза, в комнате никого не было — под столом валялся сапог Тритонова, в полу зияла страшная дыра, на стенах искрилась и вспыхивала кровь возлюбленной.

Превозмогая слабость и дурноту, он подполз к бездонной черной воронке, откуда пришел Древний Ужас, закашлялся, передохнул и, не оглядываясь, ухнул в пропасть.

СНОВИДЕНИЕ ВОСЬМОЕ: «Одесский калейдоскоп»

…Одесса! Голуби, тенистые дворы, синева моря, медузы, шезлонги, сухие раскрашенные крабы, мраморные лестницы, укусы ос и божьих коровок, свежесть взгляда и дыхания! Мягкие соломенные шляпы золотятся на солнце. Смуглые тела в изумрудной, стеклянной, пузырящейся воде — то мальчишки ныряют за бычками: кроны больших деревьев, аллеи, ведущие к морю! Голопузовка и Панжерон, Бисквитный и Шампанский переулки!

— Одесса! — пронеслось по вагону; пассажиры ринулись к окнам. Юнкер смахнул пылинку с рукава. Его костюм был великолепен, темные зеркальные очки скрывали выражение глаз. В этом сновидении он — знаменитый кинорежиссер, вернувшийся из Канн на поезде «Белая акация». В его чемодане лежат: «Оскар», семнадцать блоков «Ротманс», два золотых самородка размером с телячью голову и связка писем от поклонниц. В Одессе его ждет собственная кинокомпания…

В дверь купе осторожно постучали.

— Да, — негромко сказал режиссер.

Робкие глаза вошедшей девушки, ее порывистый жест — «Возьмите цветы! Это — вам!» — наконец, ее улыбка, заинтриговали человека в дорогом пиджаке.

— Присаживайтесь, мадемуазель. Чем могу служить?

— Константэн Андреич! Узнав, что вы едете в одном с нами поезде, мы все посходили с ума, я и мои подруги, и вот я здесь, тайком от них, поезд будет идти еще пятнадцать минут… Закройте купе, и я — ваша! Мне больше от вас ничего не нужно, только осчастливьте! Я все ваши фильмы наизусть знаю, я…

— Встаньте с колен, девушка! Вам наверняка известно, что я повсюду вожу с собой томик Шлегеля и в подобных случаях всегда прибегаю к советам этого мыслителя?

— Да, мне известно, однако…

— Дайте–ка книгу, она лежит справа от вас.

— Но неужели моя юность, моя красота…

— Нет, здесь важен принцип. Вот сейчас мы погадаем… Назовите страницу и строчку сверху.

— Я не знаю, право… Пусть будет страница сорок, а строчка… ну, вторая строчка сверху.

— Так-с, что у нас тут? «Все бесконечное стыдится себя». Вы понимаете, что это значит?! Я стыжусь вас! Немедленно покиньте мое купе! Уходите же…

Девушка зарыдала и вышла в коридор.