Три с лишним года я металась в отпуске в университет, разрываясь между детьми и заскакивая помочь ребятам справиться с текучими бумагами. За годы своей службы ни разу не встречала оперативника, любившего бумаги. Чаще всего Дым загонял пинками ребят в субботу писать и шить дела, щедро раздав нагоняи после очередной проверки.
Не стоит и говорить, что мои посещения проходили с аншлагом, аплодисментами, переходящим в сдержанные овации. Наш кабинет в мгновение ока превращался в кружок «Умелые руки» во Дворцах пионеров советских времен: я, закатав рукава, хваталась за текучку, а ребята, вооружившись длинными, прозванными в народе «цыганскими», иголками, шили материалы, сверлили дрелью дырки в делах, окутывая небольшое пространство облаками мелкой бумажной пыли.
Межсессионные задания выполняла в обеденный перерыв, материал читала, лежа в ванной, глотая юридические знания большими непрожеванными кусками, диплом писала наскоками. Правильно говорят мудрецы, что силы даются не просто так, а на дело. Университет я закончила успешно, две десятые балла не хватило до красного диплома, лишняя четверка, но это для меня и неважно. Не обошлось без казусов. Когда весь дипломный проект был почти готов, оставалось внести итоговые правки и отдавать в печать, мою скромную флешку атаковал неизвестный вирус и беззастенчиво слопал все мои кропотливые труды.
Самое обидное, что у научного руководителя тоже не сохранился проект. Это был двойной удар. Нет, у нас есть умельцы, гиганты компьютерной мысли, за глаза их так и называли Вирус и Мегабайт, колдовали и мучили несчастную жертву вируса, но восстановлению подлежало, как назло, только то, что необходимо было уничтожить из памяти в первую очередь.
Дым только гладил меня по голове, приговаривая: «Ничего, сделай еще раз, тебе это будет нетрудно. Лучше запомнишь!»
Так я за месяц сделала две дипломные работы. Стоит ли рассказывать, что защитила его с блеском, несказанно удивив маститых профессоров из самой Москвы нестандартными и неординарными ответами. Когда вручали заветный диплом об окончании, один из них долго и продолжительно пожимал мою руку: «Надо же, первый раз вижу такое сочетание красоты и интеллекта!»
Правда, отметить, как полагается в таких случаях, с размахом окончание вуза мне с ребятами так и не получились. В обеденный перерыв я закрыла дверь на замок, Серега Губецкой аккуратно разложил веером нарезанные колбаску и апельсинки на чистый бланк опознавательной карты неизвестного трупа. Чмокнули в щечку (мол, поздравляем), дернули по паре рюмашек и вперед, на мероприятия.
Отмахнувшись от воспоминаний, мы устало вползли в кабинет. Михалыч сидел за столом своего зама Рулетова, пока тот был в отпуске, и молчал. Хуже нет, когда молчит. Значит, над чьей-то бестолковой головой сгустились серьезные тучи. Лысый, как коленка кокетки, Семка Кудря, стоял перед Дымом, опустив голову. Молодой оперативник, только перевелся к нам откуда-то с севера, серьезно занимался спортом. «Бодибилдинг – это жизнь, сотрудник уголовного розыска должен наводить ужас на жуликов»– всегда говорил, подкидывая шестнадцатикилограммовую гирьку в углу. И прическа в таком случае как нельзя, кстати соответствовала этому творческому призванию лейтенанта.
И сейчас этот крепкий «ужас», аккуратно подвязанный галстуком, заслуженно получал очередную выволочку от шефа. Цвет его ушей разительно отличался от безволосой головы на крепкой накачанной шее пурпурный цветом. Семик всегда так краснел, злился или просто от жары – ярко-червонными ушами.
– Присядьте, – едва бросив на нас взгляд, сказал Михалыч, и мы, тихо, на носочках, как в театре во время премьеры, протиснулись за свои столы. Даже наш отделенческий попугайчик Кеша, обычно крикливый и неугомонный, сидел на жердочке, нахохлившись. Его к нам притащил с очередного места происшествия Губецкой, сжалившись над птичкой. Его хозяйке дважды приложили топориком для рубки мяса в домашних условиях ради плазменного телевизора и мелочи в кошельке, поэтому с некоторых пор одинокой и несчастливой владелице птичка стала вроде как без надобности.
Кешка освоился довольно быстро, не боялся садиться местным аборигенам уголовного розыска на плечо, на руку, прилетал, когда позовут по имени. Но все-таки особой любовью пичуги пользовался Губецкой, вроде как чувствовал, что он спас его от голодной смерти. Неповторимым для нас для нас зрелище, когда он садился на плечо Сергею и, заглядывая ему нежно в глаза, чирикал: «Дерябнем по соточке!».
Обстановочка была напряженной. Семкины уши горели привычным для него огнем. Губецкой за своим столом в углу и что-то рисовал в блокноте. Лицо у него было загадочное, еле сдерживался, чтобы не расплыться на глазах у руководства в улыбке. Дым слегка отвлекся нашим прибытием, тон стал почти нормальным, на пару децибел тише: