Рулетов самозабвенно читал вслух свою должностную инструкцию. И тут я поняла, настолько это надолго. Ведь эти инструкции я ему написала, Дым поручил в свое время. Но Слава этого не знал, поэтому старался читать неторопливо и даже с каким-то выражением. Мне стало не по себе: у меня в сейфе лежит кипа жалоб, материал проверки, который я должна рассмотреть в предельно краткие сроки, а именно не дольше трех суток. И, между прочим, жалобщики стали активнее, кризисы и изменяющиеся метеоусловия влияют порой негативно на отнюдь некрепкую психику граждан, постоянных клиентов районного психдиспансера.
Последнее время я стала ожидать с приходом вести и осени значительного увеличения обращений типа "помогите, соседи или еще кто не дают жизни". Чаще материалы с обращениями, писанными как под копирку: "Еду я себе в поезде, никого не трогаю, поставил вечером в тамбуре дорогущий мобильник на зарядку и, не ожидая ничего плохого, утром встаю, а его нет, да-да, прямо с зарядным устройством. А кстати, стоил он мне тридцать (сорок, пятьдесят) тысяч честно заработанных".
Как раз накануне я была на суточном дежурстве. Заявок немного, я успела подшить документы свои дела, привести их в приличное состояние на случай нежданной – негаданной проверки из вышестоящей инстанции.
Позвонил Вовка из дежурки:
– Будянская, слушаю.
– Рады очень. На сутках, Будянская?
– Так спрашиваешь, вроде график дежурств не у тебя перед глазами. Не томи, что случилось?
– Спускайся, Будянская. К тебе заявительница.
Вовка – парень интересный. Я как-то сразу напряглась: с чего это он так издалека заходит? Чувствуя какой-то подвох, я спустилась на первый этаж. На лавочке скромно сложив руки на коленях, сидела худенькая сухая женщина лет шестидесяти. Белая пластиковая сумка, на манер пляжной, стояла рядом с ней на лавке. Взгляд необыкновенно грустный и задумчивый.
– Вы меня ждете?
– Да, можно?
– Присаживайтесь поближе. Вот сюда, за стол. Рассказывайте, что у вас случилось.
– Вы знаете, у меня небольшая проблема. Мне нужна ваша помощь. Я уже ходила в ФСБ и МЧС, мне сказали, что только у вас мне смогут помочь.
– Рассказывайте.
– Дело в том, что меня очень беспокоит необразованность молодого поколения.
– Думаю, что в этом деле мы мало чем поможем, – сказать, что я насторожилась, значит, не сказать ничего.
– Да-да. Дело в том, что я тридцать лет проработала учительницей истории в школе. Сейчас я на пенсии, заслужила ее честным трудом. Не одно поколение выпустила в жизнь, давала знания. Все, что знала, все передавала.
– Понимаю. Простите, а я могу посмотреть ваши документы?
– Да, вот паспорт,– она проворно извлекала из сумки кулечек, из кулечка косметичку, из нее кошелечек, а уже из кошелечка наконец появился красная обложка паспорта.
– Так, Петрова Вера Ивановна, 1938 года рождения, прописана, понятно. А от нас что надо?
– Нужна помощь в организации просветительской работы. Я понимаю, что вы работаете населением, они безграмотны в юридическом плане. И ведь, что самое важное, не хотят повышать свою образованность. У меня душа болит вот за таких людей. Вы меня слышите?
– Да, я вас внимательно слушаю, продолжайте, пожалуйста,– я аккуратно, чтобы не привлекать внимание заявительницы, скосила глаза в сторону витражного окна дежурной части, где мелькала вихрасто-кудрявая голова Вовки. Он старательно отводил глаза.
– Так вот, вы меня слушаете?
– Ну конечно, очень внимательно.
– Чтобы наша конституция, самый важный юридический документ страны стал доступным для понимания широких масс, я оформила к ней иллюстрации. Вот, посмотрите,– она, немного покопавшись в «пляжной» сумке, извлекла на свет изрядно потертую школьную тетрадку листов в девяносто.– Я понимаю, что на мне теперь лежит глобальная ответственность за просвещение нашей страны, поэтому я пришла вас просить издать эти иллюстрации.
– Издать? Как это?
– Как? Очень просто. Вы оплачиваете издательству весь тираж, а уж как распорядитесь, мне не важно, главное, чтобы эта работа увидела, наконец, своего адресата. Мне, если можно, десяток авторских экземпляров, больше не надо. И если захотите, я, как популярный иллюстратор, могу подписать авторским напутствием.
Честно, я растерялась, но пенсионерка настойчиво протягивала потертую книжицу. Я бережно раскрыла ее. На каждой странице были нарисованы вишни. Тем самым изображением, как учат рисовать малышей в детском саду: две палочки, два красных кружка, а сверху справа зеленый листок. Различия были только в расположении этих самых вишен на листе: вот они крупно в центре листа, а вот они те же, но мелкие и в самом уголочке, а вот они справа и слева развороте симметрично.
– А что это? – только я смогла выдавить из себя.