Негасимое пламя (СИ)

Колдовство на обереге, скрученном из серебряной проволоки, отблёскивало мертвенно-синим светом. В хитроумном его узоре Яр различил едва заметные призрачные завитки – вероятностные чары, вплетённые в искусные лекарские заклинания. Он давным-давно зарёкся брать в руки такие амулеты, но тут случай особый… К тому же здесь не просто заряд удачи. Забава – Семарина ведьма, а значит, подарок её призван отвести смерть. Яр осторожно развязал шнурок, на котором носил положенные мужчине обереги, и продел сквозь тонкую серебряную петельку. Будет среди пустышек один настоящий.

– Благодарствую, – тихо сказал он, вновь касаясь сестриной руки. – Мне нечем отдарить, кроме труда. Чем помочь тебе?

– Мне помощи не надобно, – Забава покачала головой. – Добрые люди дают мне хлеба и мёда, а иное не нужно. Я уж счастлива тем, что ты пришёл, братец. Храни тебя Матерь…

Уходил он с тяжёлым сердцем. Знал, что так будет. Знал и то, что вряд ли вернётся. Путь его лежал в южные земли, в новую княжескую столицу. Яр ещё не решил толком, что станет делать, чтобы добиться своего, но времени на раздумья у него было вдоволь. Он не представлял, где именно находится Гориславль, и вдобавок осторожничал с магией. В безлюдных местах, каких вокруг лежало теперь много, можно было шагать сквозь вёрсты, полагаясь на собственное зрение. Вблизи деревень приходилось бить ноги по изъезженным телегами пыльным дорогам. У людей Яр спрашивал направление и изредка, когда не хватало ни сил, ни дара, выменивал на кусочки золота нехитрую снедь. Почти никогда не обходилось без чар. Тяжёлые времена сделали хлебосольных прежде ильгодчан подозрительными и прижимистыми. Памятуя о своём промахе, золото Яр сплавлял в волшебном пламени с чем было не жалко – с найденными по дороге кусочками породы, с не слишком нужными оберегами, с металлическими пуговицами от принесённой из чужого мира одежды. Так можно было надеяться, что селянина, вздумавшего продать золото на торжище, не отправят на костёр.

Новый стольный город вырос в трёх дюжинах вёрст от разлома, через который Яр впервые шагнул на другую сторону. Белокаменные стены поднимались над высоким речным мысом и гляделись в неторопливые воды Ивны. Должно, многое сменилось, раз великий Брай, по которому шли некогда ладьи к Благоуханному заливу, к вольным городам и великим морским царствам, сделался теперь не нужен. Ивна течёт с севера на юг, в Буреносное море, на берегу которого стоит древний Саборан, ставший теперь твердыней завоевателей. Старый князь удачно выбрал место для своей столицы.

Старый князь… Зима говорила, при нём нынче служит Волк. Кто-то давным-давно привёз этот слух в Заречье, да так он и прижился: деревенские судачили, что средний Ладмиров сын в бою спас Гориславу жизнь, и за то князь приблизил Волка ко двору. Яр не слишком верил в эти россказни. Люди горазды чесать языками почём зря. На деле брат, может, и впрямь живёт в стольном городе, только искать его здесь – как иголку в стоге сена. Да и к чему? Встреча эта, если случится, принесёт снова одну только печаль.

Отдав десяток медных монет стражам нижних, деревянных, стен, Яр вступил в лабиринты гориславского посада. Здешние слободы мало отличались от белогородских: невысокие бревенчатые домики теснились вдоль извивов случайно сложенных улиц, карабкавшихся вверх, к величавым крепостным стенам. В каменный город простому страннику, само собой, хода нет; навряд ли найдётся там Чародеева сторона, на которой в былые времена мог бы найти приют пришлый волхв. Поглядев снизу на сторожевые башни и неприступные валы, Яр свернул в посадские закоулки. Ещё не время.

– Скажи, добрый человек, где здесь храм? – спросил он у уличного торговца с коробом кренделей.

Тот поскрёб в затылке, прежде чем отвечать.

– Вона, гляди, за Гончарной свернёшь налево, там через Боровую, по Лекарской слободке. Дальше сам увидишь башню-то – к ней и иди.

Яр в благодарность оставил ему монетку и зашагал, куда было сказано. Высокая восьмигранная крыша и впрямь вскоре показалась за домами, тёмная против белокаменных стен детинца. Ступать на обнесённый резной оградой двор было боязно. Пусть теперь Яр знал кое-что о новых обычаях, любое неосторожное слово могло его выдать. У ворот снаряжался в дорогу храмовый сокол – не в пример рябиновскому поджарый и могучий сложением. Вокруг предназначенной ему повозки суетились двое парней немногим старше Яра; одеты они были в нарядные белые рубахи, расшитые священными знаками Воина. Сокол зорко наблюдал, как они укладывают в телегу запасы снеди. У его пояса висела короткая кривая сабля.