Дверь открылась — в светлом проеме стояла тоненькая фигурка в черных, плотно облегающих брюках. На ногах золотые босоножки на высоких каблуках, короткая черная атласная кофточка полураспахнута и обнажает плечи, длинные блестящие волосы белокурыми кольцами рассыпались по спине; в тот миг, как она узнала стоящего на половичке возле двери человека, глаза ее под густо накрашенными ресницами вспыхнули радостью.
— Ой, папа! — воскликнула Гвен, бросаясь в его объятия. — Если бы ты только знал, как мне хотелось увидеть тебя!
Дэвид крепко обнял и расцеловал ее, до глубины души растроганный неподдельной радостью, с какой она встретила его.
— Моя маленькая Гвен! — прошептал он. — Моя родная маленькая Гвенни!
Гвен ввела его в переднюю и заперла дверь.
— Я только-только узнал о твоем приезде, — объяснил Дэвид. — Мифф дала мне этот адрес.
— Такая меня вдруг тоска но дому охватила, взяла да и вернулась. — Гвен провела его в гостиную, и он увидел небольшой накрытый на двоих стол. — Вот, думаю, устрою вам сюрприз. И ведь устроила, правда?
Гвен примостилась на диване, обитом поблекшей рыжевато-коричневой парчой, указав Дэвиду место рядом с собой. Он сел возле нее, она улыбнулась, и ему почудилось, будто он вновь видит в глазах Гвен того озорного бесенка, который в былые времена мог, по мнению семьи, запросто «обвести папочку вокруг мизинца». Он вспомнил, каким она была упрямым, своевольным ребенком — впрочем, такой, наверно, и осталась, — как легко обижалась и обижала других, весело безразличная ко всему на свете, кроме того, что поражало ее воображение в данный момент.
— Мифф сказала, что о твоем приезде знал только Макнамара, — решился наконец Дэвид начать разговор.
Гвен упрямо тряхнула головой.
— Ах, Брайан! Боюсь, что я обошлась с ним не очень-то хорошо.
Она вскочила с дивана и подошла к столу.
— Оп приехал встречать меня, а я уехала с парохода с… с другим…
Она взяла сигарету из стоящей на столе серебряной папиросницы работы индийских мастеров.
— Хочешь? — и протянула ему папиросницу. — Ой, совсем забыла! Ты же не куришь сигарет. — Опа поставила папиросницу обратно на стол. — Где твоя старая трубка? Или ты совсем бросил курить?
— Нет, не бросил. — Дэвид вытащил из кармана трубку и кисет с табаком. — Но по-прежнему предпочитаю трубку.
Он набил трубку. Гвен закурила сигарету и следила за тем, как он стряхивает с ладони в кисет крошки табака, чиркает спичкой и подносит ее к трубке.
— Не правда ли, прелестная вещица? — Она снова взяла со стола серебряную папиросницу и протянула ее Дэвиду полюбоваться, — Мне ее подарил Клод.
— Клод? — Брови Дэвида удивленно вздернулись.
— Мойл. Ты, кажется, знаешь его.
— Уж не имеешь ли ты в виду одного из бывших моих директоров в «Диспетч»?
— Вот именно.
Дэвид рассмеялся — не столько над смешной фигуркой дочери, которая с воинственным видом стояла перед ним, широко расставив ноги в босоножках на высоченных каблуках, сколько над самой мыслью о том, что Клод может домогаться расположения Гвен.
— Старый греховодник! — воскликнул он. — Неужели Мойл вздумал волочиться за тобой?
— Не такой уж он старый, — возразила Гвен, — Ничуть не старше тебя.
— Верно. — В голосе Дэвида зазвучали кроткие, мягкие нотки. — Но зато за мной не тянется слава такого «бабника» — как это принято называть.
— Мне все это известно, — ответила Гвен, переходя в оборону. — Но Клод уверяет, что никогда в жизни не был влюблен ни в одну женщину так сильно, как в меня.
— Однажды ты сказала, — напомнил ей Дэвид, — что никогда в жизни не поверишь человеку, который так говорит.
— А я и не верю ему. — Гвен затянулась и с улыбкой выпустила облачко дыма. — Не такая уж я наивная дура, за какую ты меня принимаешь, папа.
Он с облегчением почувствовал, что они разговаривают абсолютно откровенно, и улыбнулся в ответ.
— Вот уж никогда не считал тебя ни наивной, ни дурой, но что ты никогда не останавливалась ни перед чем, лишь бы немедленно добиться своего — это так.
— Правда? — благодушно спросила Гвен, усаживаясь в огромное потертое кресло. — Да будет тебе известно, Клод хочет жениться на мне.
— В самом деле? — с иронией в голосе спросил он. — Но ведь он уже женат, и ты это, несомненно, знаешь…
Она поджала под себя одну ногу, перекинув другую через ручку кресла. Золотая босоножка болталась на кончике пальцев. Она с нескрываемым удовлетворением разглядывала ее и свою голую розовую пятку, торчавшую из-под черных брюк.
— Я и отказалась спать с ним.
— Очень утешительно.
— От него плохо пахнет, папа. И мне не нравится его затылок.
— Весьма серьезные доводы, — В глазах Дэвида зажглись веселые огоньки.
— Ты смеешься надо мной, — обиделась Гвен.
— И не думаю, дорогая. — Дэвид подавил поднявшуюся в нем радость. — Меня восхищает твоя проницательность. Ведь это нее факт, что затылок раскрывает суть человека. Метает ему скрыть, что у него на уме.