Негатив. Аттестация

— Перелом носа, сотрясение мозга, рассечение брови, подозрение на трещину в ребре, многочисленные гематомы. Серьёзных повреждений внутренних органов не зафиксировано.

— А зубы? — уточнил я, хоть языком прорех и не нащупал.

— Как ни удивительно, все на месте. Ничего! Через неделю будешь как новенький.

Я досадливо поморщился. Неделя — это много. Слишком много. И от скуки на стены кидаться начну, и с зачётами проблемы возникнут.

— Скажите, доктор, а вот «Нейтрал-С»… — Я замялся, подбирая нужные слова. — Есть возможность действие этого препарата досрочно прекратить?

Врач, высокий и нескладный, глянул на меня с интересом.

— Вернуть сверхспособности раньше остальных и поквитаться с обидчиком? Отличный план!

Я бы посмеялся, но даже улыбаться было слишком больно.

— На мести свет клином не сошёлся. Мне бы себя в порядок привести, а упущу время и точно не меньше недели синяки сходить будут.

Доктор покачал головой и молча покинул палату, но уже минут через пять вернулся со шприцем и бутыльком, этикетку которого отмечала ярко-жёлтая полоса и крупная надпись «УА-32».

— Какой вес? — уточнил врач, проткнув резиновую пробку иглой.

— Семьдесят пять.

Медик задумчиво хмыкнул и пробормотал:

— Четыре или пять? — Но набрал в шприц всё же пять миллилитров, а затем мне пришлось усаживаться на кровати, поскольку препарат предназначался для внутривенного введения.

Перетягивать плечо доктор не стал, продезинфицировал место укола смоченной спиртом ваткой, а после её же и велел прижимать до полной остановки кровотечения.

— Способности начнут восстанавливаться через полчаса, но не советую стартовать с места в карьер. Есть риск переусердствовать.

Медик вышел, а я поднялся с кровати и подошёл к шкафчику, глянул в зеркало на его дверце. Увиденное не порадовало. Заплывший левый глаз, здоровенный синяк на скуле, опухший нос, разбитые губы. Ну и ссадин хватало.

Внутри колыхнулась злость, скрипнул зубами и поморщился от пронзившей челюсть боли. Зараза!

Я развалился на койке и уставился в потолок, пережидая дурноту. Пустяки! Я жив, а это главное. Побои сойдут, это ерунда на постном масле, а не проблема.

Время от времени я пытался ощутить присутствие разлитой в пространстве сверхэнергии, но будто при игре в жмурки с завязанными глазами по сторонам руками водил. Ничего. Ничего. Ничего. Пустота.

Часов в палате не было, и невольно зародилось подозрение, что из-за какой-то индивидуальной непереносимости способности не вернутся вовсе, но подавил панику усилием воли, заставил себя расслабиться и размеренно, насколько это было возможно из-за боли в боку, задышать.

А потом вдруг сквозняком потянуло. Даже приподнялся на локте и кинул взгляд на окно. То — закрыто. И форточка — тоже. Тут-то до меня и дошло: сверхсила! Я ощутил сверхсилу!

Поначалу цедил её буквально по каплям, но даже так очень скоро боль пошла на убыль, а тело словно заморозило. Дальше — больше. Постепенно я набрал внутренний потенциал и начал уплотнять энергию, разгонять её по организму, распределять по возможности равномерно, а когда стало невмоготу — стал сцеживать сверхсилу по каплям через поры кожи. Ускорял восстановление повреждённых кровеносных сосудов, заставлял рассосаться свежие гематомы, сгонял опухоли. Преимущественно не сгонял, конечно, а лишь пытался, но и этого хватило, чтобы уже минут через двадцать удалось разлепить левый глаз.

Накатила дурнота. Неподъёмной тяжестью навалилась усталость, но поблажки я себе не дал и разжёг алхимическую печь, до предела снизил и отток энергии, и её приток, принялся гнать сверхсилу волнами и концентрировать её там и тут, увеличивая воздействие на отдельные органы.

Вскоре пропотел до такой степени, что простыня насквозь промокла, ещё и головокружение усилилось, комната завертелась, недвижимой во всём мире осталась лишь одна вещь — моя койка. Тогда только расслабился, какое-то время просто успокаивал дыхание, потом заставил себя подняться и доковылять до шкафчика.

Взгляд в зеркало особо не порадовал, но и уныния уже не вызвал. Опухоли заметно опали, синяки — поблекли. Разве что левый глаз оказался красным из-за полопавшихся сосудов, но тут ничего не поделаешь. Открылся — уже хорошо.

Я вернулся на койку, ощутил озноб, хоть в палате холодно и не было, и укрылся, натянув простынку до подбородка.

Спать! Теперь можно и поспать.

После ужина пришёл Матвей Пахота, поглядел на меня, ухмыльнулся.

— Красавец! — заявил он и предложил сушку. — Будешь?

Я бы фыркнул, да побоялся, что лопнут только-только поджившие губы.

— Нет.

Громила хрустнул сушкой, опустился на табурет и сказал:

— Нет, так-то неплохо выглядишь. Думал, хуже будет.

У него самого с лицом был полный порядок, и я уточнил:

— Так понимаю, первое место за тобой?

— Ага, — подтвердил Матвей. — С Федей в финале сошёлся. Хотел поломать его по старой памяти, да и вообще, но он соскочил. За пределы круга вылетел. Своим хотеньем, я и ударить-то толком не успел.

Новость эта нисколько не порадовала, и я не удержался от недовольной гримасы.

— Сам его сломаю!

— Петя, как ты дрался, тебе его десятой дорогой обходить нужно!