При патрулировании трассы случалось всякое, и Фоме приходилось писать объяснительные и отвечать на неудобные вопросы начальства не раз и не два — в этом он был мастак. Я успел от него кое-чему нахвататься и чувствовал себя достаточно уверенно, но к следующему вопросы оказался откровенно не готов.
— Каждый раз заходя в рюмочную, вы совершали телефонный звонок, не так ли?
Вновь сделалось не по себе, нахлынули дурные предчувствия.
— Так точно, звонил.
Думал, старший советник поинтересуется личностью собеседника, и не угадал, спросил он о другом:
— А вчера не звонили?
— Нет, вчера греться не заходил.
— И сразу такая удача при обходе? — многозначительно улыбнулся представитель надзорного дивизиона и, не дав вставить и слова, перескочил на другую тему: — Когда курсант Короста стал преследовать «Неизвестного-один», вам полагалось задержать лиц, намеревавшихся приобрести наркотическое вещество. Вы этого не сделали. Почему?
— Они были операторами и оказали сопротивление!
— С ваших слов, — бросил в ответ старший советник. — Движемся дальше! Согласно показаниям лейтенанта Зимника, решение об инъекции транквилизатора он принял на основании вашего голословного утверждения о наличии у задержанного ментального блока. В результате «Неизвестный-одни» погиб.
— Не в результате, а несмотря на предпринятые усилия! — возразил я, лишь с превеликим трудом сохранив самообладание и не сорвавшись на крик.
Не могу сказать, будто ощутил себя в кошмаре наяву, но чем дальше, тем отчётливей понимал, что меня загоняют в угол и выставляют крайним решительно во всём. Мог бы и запаниковать, не попадай в схожие ситуации прежде. А так — сохранил самообладание. Всё же угроза дисциплинарной ответственности — это далеко не то же самое, что и риск угодить под трибунал по обвинению в убийстве сослуживца.
Увы, полагать так было в высшей степени наивно.
— Как утверждает старший лейтенант Ельня, решение отложить штурм до подхода подкрепления он принял на основании предоставленных вами данных о наличии среди подозреваемых операторов. Эта задержка позволила преступникам подготовиться, что существенно осложнило штурм и привело к ранениям среди бойцов комендатуры.
Вот тут-то мне небо с овчинку и показалось. Но дальше — больше.
— При каких обстоятельствах вами был убит «Неизвестный-три»? — требовательно спросил вдруг старший советник.
— Он выстрелил в меня, я выстрелил в ответ. Это была необходимая оборона.
— Разве нельзя было обезвредить его с помощью сверхспособностей?
— Не было времени.
— Почему вы не обыскали задержанного и не изъяли оружие?
— Не успел. Началась перестрелка, мне пришлось действовать.
Что именно я предпринял, представителя надзорного дивизиона не заинтересовало, и он продолжил гнуть свою линию.
— Почему руки задержанного были скованы спереди, а не за спиной?
Я начал закипать, но не позволил взять эмоциям верх, проговорил медленно и размеренно:
— Я сковал его руки за спиной.
— Это вы так утверждаете!
— Да, я так утверждаю.
— И затем вы оставили задержанного без присмотра?
— Мне пришлось.
— А потом убили?
— В силу необходимой обороны.
Илларион Валерианович Спас только головой покачал.
— А мне всё представляется совсем иначе. На основании рапортов и заключений, я берусь утверждать, что вы вступили в сговор с бандой наркоторговцев и намеренно саботировали розыскную деятельность, помогая избавляться от улик преступникам и расхолаживая сослуживцев.
Я вскочил на ноги и от праведного гнева даже дар речи потерял, а только приготовился дать отповедь, как старший советник хлопнул ладонью по столу.
— Сядьте и помолчите! Вам ещё будет предоставлена возможность высказаться.
Я немного поколебался, но всё же опустился на стул.
— Ежедневно вы предупреждали сообщников о времени и месте патрулирования улиц, а когда вопреки всем вашим усилиям их логово всё же оказалось обнаружено, дали знать о грозящей опасности и обеспечили время на подготовку. Но сбежать им не удалось, и тогда вы хладнокровно застрелили единственного человека, который мог вас разоблачить, а после сымитировали выстрел из лежавшего у него в кармане пистолета!
— Бред! — рявкнул я, больше не в силах сдерживаться. — Да это же просто бред!
— У меня остался только один вопрос: на какую разведку работаете?
В первый миг я решил, будто ослышался, до того нелепо прозвучало брошенное в лицо обвинение.
— Чушь собачья!
— Вы что-то можете противопоставить собранным мной доказательствам?
Никаких доказательств у старшего советника не было вовсе, но и я не располагал возможностью себя обелить, поскольку все эти официальные рапорты тянули на дно почище камня на шее.
— Я дам согласие на допрос с применением медикаментозных средств! — выложил я свой единственный козырь.
Илларион Валерианович закатил глаза.
— Нет, ну это просто несерьёзно! — Он поднялся из-за стола и закрыл папку, даже не подумав собрать извлечённые из неё в самом начале допроса бумаги. — Георгий Иванович, дорогой, зайди!
Я оторопело обернулся и наткнулся взглядом на физиономию капитана Городца — скуластую, усатую и предельно довольную.