Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма

Но, как обычно, Лора предъявила мне убедительные доводы в пользу публикации в газете. Прежде всего, ей представлялось полезным привлечь официальный Вашингтон, что затруднило бы путь к отрицанию и объявлению наших действий противозаконными. Если любимая газета официального Вашингтона сообщит о сделанных разоблачениях, властям будет сложно демонизировать тех, кто был с ними связан.

Кроме того, Лора честно призналась, что когда ни она, ни Сноуден на протяжении некоторого времени не имели возможности связаться со мной из-за того, что я не мог воспользоваться криптографической системой, и она осталась один на один со всем грузом сверхсекретных документов АНБ, предоставленных ей нашим источником, она чувствовала необходимость найти кого-то, кому бы она могла доверить этот секретный материал, или какую-либо организацию, которая обеспечила бы ей защиту. Ей также не хотелось отправляться в Гонконг в одиночку. И поскольку Лора не могла поговорить со мной с самого начала, а источник хотел найти еще кого-то, кто мог бы помочь с публикацией материалов по PRISM, она пришла к выводу, что есть смысл обратиться к Геллману.

Я принял все объяснения, но так и не смог согласиться с решением работать с Washington Post. На мой взгляд, идея привлечь официальный Вашингтон была чрезвычайно рискованной и противоречивой и при этом соответствовала тем неписаным правилам СМИ, которых я стремился избежать. Мы были такими же профессиональными журналистами, как и репортеры Washington Post, но предоставление газете документов, с тем чтобы защитить самих себя, в моем понимании, подкрепляло те основы, против которых мы выступали. И хотя Геллман подготовил потрясающую и важную публикацию, Сноуден с самых первых наших бесед начал выражать сожаление по поводу задействования газеты, хотя он самостоятельно принял эту рекомендацию Лоры.

Сноуден был расстроен тактикой проволочек, безрассудным вовлечением такого количества людей, которые без всяких предосторожностей обсуждали то, что он сделал, и особенно тем страхом, который был продемонстрирован бесчисленными консультациями с паникерами-адвокатами. Сноуден испытывал особенное раздражение в отношении Геллмана, который по приказанию редакторов и адвокатов Washington Post решительно отказался поехать в Гонконг для встречи с ним и работы над документами.

По крайней мере, по словам Сноудена и Лоры, адвокаты Washington Post посоветовали Сноудену не лететь в Гонконг, Лоре они рекомендовали то же, отказавшись от первоначального предложения оплатить ее поездку. Все это имело абсурдные объяснения, основанные на страхе, что разговоры о прослушке во время нахождения в Китае, который имеет мощную программу прослушивания, могут быть подслушаны китайскими властями, что, в свою очередь, будет рассматриваться американским правительством как неумышленная передача секретных сведений китайцам и послужит основанием для уголовного преследования Washington Post и Геллмана по закону о шпионаже.

Сноуден был взбешен, хотя высказывался об этом сдержанно. Он поставил на кон собственную жизнь, подвергнув ее опасности, чтобы эта история вышла наружу. Он был практически не защищен, а между тем огромная медийная машина, имевшая всяческую юридическую и организационную поддержку, не хотела рисковать и не могла послать в Гонконг журналиста для встречи с ним.

«Я готов отдать им всю эту чрезвычайную историю, рискуя лично, – говорил он, – а они даже не хотят прилететь».

Таково рабское, осторожное поведение нашей «противостоящей правительству» прессы, о котором я говорил долгие годы.

Однако дело было сделано: некоторые документы были переданы Washington Post, и ни он, ни я уже ничего не могли изменить. Однако во вторую ночь в Гонконге после встречи со Сноуденом я подумал, что не Washington Post с ее проправительственной ориентацией, страхом, половинчатостью позиций должна определять, как будут поняты действия Сноудена и АНБ. Кто бы первый ни рассказал эту историю, это сыграет определяющую роль в том, как она будет представлена общественности и как ее будут обсуждать; и я решил, что это буду я и газета Guardian. Чтобы материал возымел должный резонанс, нельзя было подчиняться неписаным правилам официальной журналистики, призванным смягчать эффект разоблачений и защищать правительство, что сделала бы Washington Post, – надо было сломать их. Я выбрал собственный путь.