Я с ним согласилась, мы обулись и тихонько вышли из квартиры.
Ночью возле кладбища было страшно, и я инстинктивно прижалась к Радику.
— Боишься? — Радик обонял меня за плечи. — Не бойся, когда я рядом.
Я улыбнулась в темноте и взяла его под руку.
Ночная дискотека была самой обычной, разве что места поменьше, чем в московских клубах. Да иностранная речь звучит в десять раз чаще. Радик прекрасно танцевал, он постоянно здоровался и улыбался, из чего я сделала вывод, что он на этой дискотеке частый гость. И это тоже странно, если принимать во внимание его возраст. Радику было тридцать два года. Хотя на западе это еще практически юноша.
В четыре утра у меня начали слипаться глаза, и я попросилась домой.
— Иди одна, я еще не собираюсь, — неожиданно грубо оборвал меня Радик. Я так и застыла с вытаращенными глазами. Он что, перепил?
Я молча пожала плечами и спустилась вниз в гардероб получать куртку. Когда я вышла на улицу, темень стояла страшная. Непонятно почему, но фонари не горели, групки подвыпившей молодежи стояли возле клуба и курили. Я втянула голову в плечи и отправилась ловить такси. На Окоповую улицу я добралась минут за пятнадцать, расплатилась с водителем и вылезла на свежий воздух. Однако в темноте я перепутала дом и остановила такси на три дома раньше. Проклиная себя последними словами, я побежала вдоль кладбища к домику Вадима. Неожиданный приступ панического страха заставил меня оглянуться — за мной по совершенно пустой улице быстро шел мужчина. Шапка натянута на самые глаза, он почти бежал. Я страшно перепугалась и бросилась бежать. До дома оставалось каких-нибудь пять метров, когда мужчина меня настиг и ударил в шею. Я упала навзничь и попыталась позвать на помощь, но тотчас мне в рот засунули какую-то тряпку, и я начала задыхаться. Мужчина волоком тащил меня на кладбище, я вырывалась как могла.
Внезапно громкая польская речь, лай собаки и свет фонарика спугнули грабителя. Мужчина кинул меня на старую могилу и бросился прочь. А ко мне подбежал старик с собакой. Он что-то громко спрашивал по-польски, очевидно интересуясь, как я себя чувствую.
— Что? Что случилось? — к нам со всех ног несся Радик. — Господи, Лиза!
Мужчина кинулся ко мне.
— Ты жива? Прости меня, я побежал тебя догонять, но не успел…
Старик продолжал вопить на всю улицу, у меня страшно болел затылок.
— Он говорит, что на тебя напали, — Радик кивнул на старика с собакой. — Ты цела?
— Да, только голова болит! — я поднялась на ноги и попыталась улыбнуться. — Только матери ничего не говори, у нее и так с сердцем плохо.
Радик обхватил меня за талию, и мы поковыляли домой.
Когда я проснулась, то не смогла пошевелить головой, шея опухла и страшно болела. Пришлось намотать на горло шарф и пожаловаться на простуду. Радик не отходил от меня ни на шаг, приносил то чай, то булочки в постель. Я поняла, что мужчина чувствует себя виноватым, ведь из-за него меня едва не убили.
В Варшаве мне оставаться больше не хотелось, и я решила, как только смогу шевелить головой, уехать домой. В свой родной город зализывать раны…
Когда до Нового года оставалось три часа, я так некстати вспомнила Максима, Марину Ванраву и весь прошлогодний кошмар. Мы сидели за столом — я, мама, Вадим и Радик.
Радик смотрел на меня с любовью, Вадим хмурился, мама улыбалась.
— Давайте выпьем за то, чтобы все прошлогодние проблемы и печали оставались в прошлом году! — Радик поднял бокал с шампанским и чокнулся со мной первой.
— Давайте! — мама от всей души поддержала тост.
Вадим молча пригубил шампанское. Новый год мы решили встретить в семейном кругу. Насколько я поняла, в семье Вадима был введен режим жесточайшей экономии, и, хотя я жила у них на свои деньги, все равно чувствовала себя попрошайкой. Вадим порой так смотрел мне в рот, когда я завтракала, обедала или ужинала, что хотелось выплюнуть все обратно и извиниться.
А сегодня Вадим был вообще не в духе. Он почти не разговаривал, лишь хмуро, исподлобья следил за домашними и иногда горько хмыкал.
Новый год мы встретили под бой курантов, я вежливо поблагодарила всех и ушла в свою комнату. Мне хотелось побыть одной и решить, как я буду жить дальше.
Радик прокрался ко мне в комнату тихо, словно мышь, он подошел сзади, когда я стояла у окна, и обнял меня за плечи.
— С Новым годом! — шепнул он мне в ухо и поцеловал в шею. Я замерла. Радик продолжал меня целовать, потом развернул и поцеловал в губы. Сначала я не знала, что и делать, но потом махнула рукой. Будь что будет.
Первое января я встретила в постели с Радиком. Любовник он оказался великолепный, ласковый и нежный. Я подумала: «Как встретишь Новый год, так его и проведешь». И улыбнулась в темноте. Под утро мы уснули обнявшись, и я подумала, что, наверное, останусь в Варшаве надолго.
Вадим был пунцовый от злости, он не смотрел мне в глаза.
— Уезжайте прямо сейчас, и ваша мать ничего не узнает!
Он выловил меня около туалета рано утром.
— Вы о чем? — я была спросонья и почти ничего не соображала.