На острове Лемнос, на Галлиполийском полуострове и недалеко от Константинополя расположились лагерями три корпуса армии П. Н. Врангеля. Там царили жесточайшая дисциплина и усиленная военная подготовка: изгнанники планировали в самое ближайшее время высадить десант в России и отвоевать все утраченное. Для успеха операции им требовалось серьезное разведывательное обеспечение, которым занимался разведывательный отдел штаба “Русской армии”, под руководством полковника А. И. Гаевского в полном составе и без каких-либо потерь прибывший в Константинополь и развернувший там активную деятельность. Отдел занимался не только агентурной работой, но и подрывными действиями, острыми операциями против большевиков и налаживанием координации с контрреволюционными организациями как в России, так и вне ее. Он опирался на сеть созданных на базе дореволюционной российской разведки закордонных резидентур, наиболее результативной из которых являлась берлинская, размещавшаяся при русском Красном Кресте на улице Уландштрассе, 156. Ей руководил бывший начальник контрразведки Добровольческой армии Деникина и руководитель заграничной разведывательной агентуры Врангеля, один из самых опытных агентуристов российской и белой секретных служб действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов. Он быстро достиг впечатляющих успехов, однако сразу же столкнулся с весьма прозаической проблемой сокращения ассигнований. Резидент попытался решить ее нестандартно, предложив своим многочисленным контактам в иностранных спецслужбах создать и финансировать “Центральное Международное бюро по регистрации и сбору материалов о лицах, прикосновенных к деятельности большевистского правительства”[69]
. Как видим, Орлов предвосхитил идею начальника политической разведки Третьего рейха Вальтера Шелленберга о создании “разведывательного пула” из спецслужб различных государств. Он предлагал создать “стройный аппарат, охватывающий своей деятельностью все страны, вступившие в Международное Бюро с целью, кроме большей полноты изучения большевизма, воспрепятствовать проникновению его деятелей в эти страны и вылавливания уже проникших ранее”[70]. Но на это предложение не откликнулся никто. Ведь мало того, что Бюро требовало вложения средств, — оно еще и получало реальную возможность проникновения в национальные спецслужбы вступивших в него стран. Особенно не доверяла Орлову французская разведка, зафиксировавшая его тесные контакты с англичанами и немцами. Русского контрразведчика совершенно безосновательно заподозрили также и в работе на коммунистов. А вот его связь с берлинским полицай-президиумом и германским государственным комиссариатом по охране общественной безопасности была прочной и достоверно установленной, и это менее всего могло расположить к нему французов. Немцы выделили резиденту Врангеля некоторые суммы на установление прибывших в Германию представителей Советского Союза и Коминтерна. Средства не пропали зря, поскольку именно от Орлова они получили первую информацию о планировавшемся “германском октябре” — перевороте 1923 года. Тем временем резидент занимался и не столь глобальными делами. Активная работа в Польше позволила ему на некоторое время наладить взаимодействие с совершенно неуправляемым Савинковым, а контакты с англичанами способствовали формированию “Петроградской боевой организации”. Орлов также успешно выявлял работавших в Европе советских агентов, но до определенного периода ГПУ не воспринимало своего противника всерьез.