Но немцы достаточно быстро и вразумительно объяснили им действительную суть вещей. Первоначально все шло прекрасно, украинские подразделения помогали вермахту и СС зачищать территорию от остатков советского аппарата, а в Луцке сумели даже захватить архивы местного УНКГБ. Впоследствии Служба безопасности (СБ) ОУН широко использовала их при обучении своих работников. Однако после роспуска германскими властями правительства Ярослава Стецько, 30 июня 1941 года издавшего во Львове Акт провозглашения Украинского государства[424]
, ко многим националистам стало приходить прозрение. Впоследствии организаторы этой акции из ОУН-Б признавались, что хотели поставить немцев перед свершившимся фактом и солгали относительно полной поддержки их действий германской властью. Мельниковцы, судя по всему, справедливо упрекают их в стремлении захватить монопольные позиции в новой Украине. В самом деле, данный документ был составлен группой никем не уполномоченных людей, был провозглашен “за плечами чужой армии без согласия политической власти и государства этой армии”[425] и вступал в противоречие с рядом иных политических реалий. Прежде всего, он наносил ущерб самому националистическому движению тем, что игнорировал существование правительства У HP в эмиграции, возглавлявшегося президентом и главным атаманом Андреем Левицким, а также представил всему миру стремление ОУН провозгласить Украину как государство-сателлит Третьего рейха. В самом деле, в основополагающем, по замыслу его авторов, документе содержались слова: “Слава Героической Немецкой Армии и ее Фюреру Адольфу Гитлеру!”[426], что абсолютно недопустимо для акта суверенного государства. Дальнейший ход событий представил ОУН-Б в еще более невыгодном свете, так как оказалось, что авторы Акта провозглашения Украинского государства не озаботились согласовать его с оккупантами. Никто не учел, что в Берлине может существовать совершенно иная точка зрения на эту проблему, что и стало ясно почти сразу же. Практически весь руководящий состав ОУН-Б во главе с Бандерой и Стецько был арестован и после недолгого домашнего ареста отправлен до конца 1944 года в концлагерь Заксенхаузен. Сумел ускользнуть лишь планировавшийся на пост министра государственной безопасности в украинском правительстве М. Лебедь. В свете этого факта трудно признать справедливым утверждения о том, что Бандера являлся германским агентом, особенно с учетом того, что в лагерях погибли его ближайшие родственники, а множество соратников были негласно казнены. Наивная и безответственная попытка поставить немцев перед свершившимся фактом провозглашения украинского государства провалилась, они совершенно не собирались считаться с нежелательными для себя явлениями. Руководитель полиции безопасности и СД в служебной записке на имя министра иностранных дел рейха указывал: “Я считаю невозможным терпеть действия украинских политических групп и их сторонников в существующем виде, в особенности при становящихся очевидными тенденциях, не имеющих ничего общего с интересами рейха”[427]. Следующим шокирующим фактом стало осознание того, что немцы вовсе не планируют сохранять Украину в ее этнических границах. После присоединения Галиции к генерал-губернаторству со статусом территориального округа жившие там украинцы внезапно вновь оказались в окружении традиционно резко враждебного к ним польского населения. Вообще же оставшаяся после отделения Галиции часть Украины, за исключением отошедших к Румынии территорий Буковины и Бессарабии и земель между Днестром и Бугом (“Транснистрия”), административно представляла собой рейхскомиссариат “Украина” (РКУ) с административным центром в Ровно, который возглавлял гауляйтер Эрих Кох. В состав РКУ были включены также южные районы Брестской, Гомельской, Полесской и Пинской областей БССР. Сводка СД за 24 июля 1941 года уже фиксирует разочарование и отчаяние в среде ведущих украинцев, а также попытку бургомистра Львова совершить самоубийство по этой причине. С середины июля ОУН начала пока еще устную пропаганду, обвинявшую немцев в предательстве украинских интересов. Следует отметить, что никакого предательства, собственно, не было, поскольку никто из руководящих деятелей рейха никогда и ничего украинцам не обещал. К концу лета 1941 года СБ уже вела оперативную работу по приобретению агентурных позиций в германских учреждениях. Для этого использовалась сформированная и вооруженная немцами украинская милиция, вскоре почти в полном составе ушедшая с оружием в леса. На общем фоне значительно более лояльный к немцам руководитель ОУН-М А. Мельник постарался набрать политические очки у населения и у оккупантов, которых пока еще считал освободителями, и заявил, что во всех германских репрессиях виноват неправильно ведущий себя Бандера. Его оппоненты вели себя иначе и осенью 1941 года начали распространять листовки, типичным примером которых являлся лозунг: “Да здравствует независимая Украина без евреев, поляков и немцев! Поляков — за Сан, немцев — в Берлин, евреев — на мясные крючья”[428]. ОУН провела ряд жесточайших еврейских погромов, хотя отмечались и противоположные факты спасения ее членами десятков еврейских семей. Судя по всему, дело было в личных убеждениях конкретных людей, поскольку общая доктрина ОУН не содержала антисемитских положений. С начала 1942 года погромы почти повсеместно прекратились, теперь их устраивали только украинские полицейские[429]. Одновременно ОУН начала попытки завоевания позиций в восточной части Украины, где они до сих пор были довольно слабы. Лебедь направлял на восток группы организаторов по шесть человек, в частности, в Крым отправилось шесть таких групп.