Негодяй из Сефлё

Мартин Бек взял полотенце. На полотенце были пятна, ткань поистерлась от многочисленных стирок. Мартин Бек подержал его на свет. Пятна были желтые и напоминали жир, которым покрывают паштет из натуральной гусиной печенки. Форма пятен говорила о том, что полотенцем вытирали какое-то лезвие. От желтого жира ткань стала почти прозрачной. Мартин Бек задумчиво помял ее между пальцами, приблизил к носу и понюхал. И в ту самую минуту, когда ему стало ясно, что это за пятна и откуда они взялись, Рённ сказал:

— Глянь-ка, Мартин.

Он стоял перед столом и указывал на развернутый журнал. Мартин Бек наклонился и увидел, что на белых полях, сверху над кроссвордом, что-то написано шариковой ручкой. Девять имен, разделенных на три группы. Почерк был неровный, человек явно не раз останавливался. Взгляд Мартина Бека приковался к первой группе.

СТИГ ОСКАР НЮМАН+

ПАЛЬМОН ХАРАЛЬД ХУЛЬТ+

МАРТИН БЕК+

Он заметил, что среди прочих там есть и Меландер, и главный инспектор, и начальник полиции, и Колльберг тоже есть.

Тогда он повернулся к старику, стоявшему у дверей. Старик держался рукой за дверной косяк и вопросительно глядел на них.

— Где на Далагатан живет ваш сын?

— Дом тридцать четыре. А что?..

— Ступайте к вашей жене, — перебил его Мартин Бек. — Мы тоже сейчас придем.

Старик медленно спустился по лестнице. На нижней ступеньке он с удивлением оглянулся на Мартина Бека, но тот знаком велел ему зайти в столовую, после чего сказал Рённу:

— Позвони Стрёмгрену или кого там найдешь, один черт. Дай им здешний телефон и вели немедленно связаться с Колльбергом в Саббатсберге, чтобы он сейчас же позвонил сюда. Кстати, у тебя есть в машине необходимые причиндалы, чтобы снять отпечатки пальцев?

— Разумеется, — сказал Рённ.

— Вот и хорошо, но сперва позвони.

Рённ спустился в холл к телефону.

Мартин Бек оглядел убогую каморку, затем перевел взгляд на свои часы. Без десяти час. Он услышал, как Рённ тремя прыжками взлетел по лестнице.

Глядя на побелевшие щеки Рённа и неестественно расширенные глаза, Мартин Бек понял, что катастрофа, которую он предчувствовал весь день, уже разразилась.

XXVI

Колльберг и Гюнвальд Ларссон все еще находились на первом этаже института, когда сирены завели свою песню. Сперва примчалась одинокая боевая колесница — по звуку она ехала с Кунгсхольмен через мост Святого Эрика. Затем ее призыв подхватили другие машины в других концах города, теперь вой доносился отовсюду, заполнял воздух, но все же шел откуда-то издалека.

Они находились в центре круга тишины. «Все равно как летним вечером бродишь по лугу, и вокруг того места, куда ты ступил, замолкают кузнечики», — подумалось Колльбергу.

Он уже успел разглядеть Далагатан и установил, что изменений к худшему не произошло, а к лучшему — вполне может быть. Правда, оба полицейских так и лежали на дне фонтана, но других раненых и мертвых на улице не было. Люди, которые были здесь раньше, куда-то исчезли, включая и тех, которые не стояли, а лежали на земле. Оставалось предположить, что они все целы и невредимы.

Гюнвальд Ларссон до сих пор не дал ответа на вопрос, как они переберутся через улицу. Вместо того он глубокомысленно прикусил нижнюю губу и глядел мимо Колльберга, на ряд белых халатов, развешанных вдоль одной стены.

Альтернатива была недвусмысленно проста.

Или напрямик пересечь мощеный квадрат площади, или выбираться через окно в Ваза-парк и дальше — задами.

Ни один из способов не представлялся разумным. Первый был чуть ли не равносилен самоубийству, второй потребовал бы слишком много времени.

Колльберг выглянул снова, осторожно, не раздвигая гардин.

Он кивком указал на фонтан с его почти неправдоподобным украшением — земной шар, на шаре ребенок склонился над Скандинавией, и крест-накрест два тела.

Он спросил:

— Ты их обоих знал?

— Да. — ответил Гюнвальд Ларссон. — Радиопатруль из Сольны. Кристианссон и Квант. — И после минутного молчания:

— Как их сюда занесло?

Колльберг в свою очередь задал вопрос более актуальный:

— А почему кто-то решил их застрелить?

— А почему кто-то хотел застрелить нас?

Вопрос был тоже весьма уместный.

Несомненно, кто-то был очень заинтересован в их смерти. Кто-то вооруженный автоматом и уложивший не только двух полицейских в форме, но и сделавший все от него зависящее, чтобы уложить Колльберга и Гюнвальда Ларссона, а в то же время пощадивший всех остальных, хотя недостатка в живых мишенях у него не было.

— Почему?

Ответ напрашивался сам собой. Стрелявший знал Гюнвальда Ларссона и знал Колльберга. Он знал, кто они такие, и сознательно намеревался их убить.

Интересно, а Кристианссона и Кванта он тоже знал? Лично едва ли, но тут сработала форма.

— Должно быть, он недолюбливает полицейских, — пробормотал Колльберг.

— М-м-м, — промычал в ответ Гюнвальд Ларссон.

Он взвесил на ладони свой тяжелый пистолет и спросил:

— Ты не видел, этот гад засел на крыше или в какой-то квартире?

— Не успел рассмотреть.

На улице тем временем нечто произошло. Весьма прозаическое, но тем не менее достойное внимания.