Негодяй из Сефлё

– Ну а эти люди знали, что ваш муж лежит в Саббатсберге?

– Да как вам сказать… Единственный, кто знал все точно, был доктор Блумберг. Из наших друзей.

– А кто ходил к нему?

– Я и Стефан. Мы каждый день к нему ходили.

– Больше никто?

– Никто.

– Доктор Блумберг тоже не ходил?

– Нет. Стиг не хотел, чтобы у него бывал кто-нибудь, кроме нас двоих. Он даже Стефана принимал неохотно.

– Почему?

– Не хотел, чтобы его кто-то видел. Понимаете…

Мартин Бек не прерывал.

– Ну, – наконец продолжила она, – Стиг всегда был на редкость сильным мужчиной, в отличной форме. А тут он очень сдал и избегал показываться людям.

– М-м-м, – протянул Мартин Бек.

– Правда, Стефан этого даже не замечал. Он боготворил отца. Они были очень близки.

– А дочь?

– Дочери Стиг никогда не уделял такого внимания. У вас самого есть дети?

– Да.

– И девочки, и мальчики?

– Да.

– Ну, тогда вы и сами все понимаете. Как это бывает между отцом и сыном.

Но Мартин Бек не понимал. И думал над этим так долго, что женщина забеспокоилась.

– Комиссар Бек, вы еще слушаете?

– Конечно, конечно, слушаю. Ну а соседи?

– Какие соседи?

– Соседи знали, что ваш муж в больнице?

– Разумеется, нет.

– А как вы объяснили им его отсутствие?

– Я им вообще ничего не объясняла. Мы не поддерживали с соседями никаких отношений.

– Может, тогда ваш сын? Рассказал приятелям?

– Стефан? Нет, исключено. Он ведь знал, чего хочет отец, а Стефану никогда бы даже в голову не пришло поступать ему наперекор. Он позволял себе только одно – каждый вечер ходить к отцу, но в глубине души Стиг и этого не одобрял.

Мартин Бек сделал несколько записей на открытом листке блокнота и сказал, как бы подводя итоги:

– Итак, только вы лично, Стефан, доктор Блумберг и оба брата комиссара Нюмана могли знать точно, в каком отделении и в какой палате лежал ваш супруг?

– Да.

– Ну что ж, все ясно. Только еще одно.

– А именно?

– С кем из своих коллег он общался?

– Не понимаю вас.

Мартин Бек отложил ручку и задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцами. Неужели он так нечетко сформулировал вопрос?

– Я хотел бы вот о чем вас спросить: с какими полицейскими встречались вы и ваш муж?

– Ни с какими.

– Что-о-о?

– Чему вы удивляетесь?

– Неужели ваш муж не поддерживал отношений с коллегами? Не встречался с ними в свободное от работы время?

– Нет. За те двадцать шесть лет, что мы прожили вместе со Стигом, ни один полицейский не переступил порог нашего дома.

– Серьезно?

– Вполне. Вы и тот человек, что приходил с вами, были единственными. Но к этому времени Стига уже не было в живых.

– Но ведь должен же был кто-то приносить извещения, вообще приносить что-нибудь или заходить за вашим мужем.

– Да, вы правы. Вестовые.

– Кто, кто?

– Мой муж их так называл. Тех, кто сюда приходил. Это случалось. Но порог они действительно не переступали. Стиг был очень щепетилен в таких вопросах.

– Да ну?

– Очень. И всегда. Если приходил полицейский позвать его, или что-нибудь передать, или выполнить другое поручение, Стиг его в дом не пускал. Если дверь открывала я или кто-нибудь из детей, мы просили подождать за дверью, а сами снова запирали ее, пока не явится Стиг.

– Это ваш муж завел такой порядок?

– Да, он самым недвусмысленным образом потребовал, чтобы так было. Раз и навсегда.

– Но ведь существуют люди, с которыми он проработал бок о бок много лет. На них тоже распространялось это правило?

– Да.

– И вы никого из них не знаете?

– Нет. Разве что по имени.

– Он по крайней мере говорил с вами о своих сослуживцах?

– Крайне редко.

– О своих подчиненных?

– Я же сказала: крайне редко. Видите ли, один из основных принципов Стига заключался в том, что служебные дела никоим образом не должны соприкасаться с частной жизнью.

– Но вы говорили, что знаете некоторых хотя бы по имени. Кого же?

– Кое-кого из руководства. Ну, начальника государственной полиции, полицмейстера, главного инспектора…

– Из отдела общественного порядка?

– Да, – отвечала она. – А разве есть и другие инспектора?

В комнату вошел Рённ с какими-то документами. Мартин Бек изумленно воззрился на него. Потом он собрался с мыслями и продолжил разговор.

– Неужели ваш муж не упоминал никого из тех, с кем вместе работал?

– Одного по крайней мере. Я знаю, что у него был подчиненный, которого он очень ценил. Звали этого человека Хульт. Стиг время от времени поминал его. С Хультом он работал еще задолго до того, как мы поженились.

– Значит, Хульта вы знаете?

– Нет. Сколько мне помнится, я никогда его не видела.

– Не видели?

– Нет. Только по телефону с ним разговаривала.

– И все?

– Все.

– Подождите минутку, госпожа Нюман.

– Пожалуйста.

Мартин Бек опустил на стол руку с зажатой в ней трубкой и задумался, постукивая кончиками пальцев по корням волос, обрамляющих лоб. Рённ безучастно зевал.

Мартин снова поднес трубку к уху.

– Фру Нюман, вы слушаете?

– Да.

– Известно ли вам, как зовут первого помощника комиссара, то есть Хульта?

– Да, по чистой случайности. Пальмон Харальд Хульт. А вот его звание я узнала только от вас.

– По случайности, вы сказали?

– Да, именно так. Оно записано тут, его имя. В телефонной книге. Пальмон Харальд Хульт.

– Кто же его записал?