Негодяй из Сефлё

Оба полицейских были отлично вооружены, на обоих была под мундиром защитная одежда. Стальные шлемы с плексигласовым забралом, противогазы и как основное оружие – легкие, надежные автоматы. Были у них также гранаты со слезоточивым газом – на всякий случай, а их физическая подготовка гарантировала, что в рукопашном бою им ничего не стоит справиться с таким человеком, как Оке Эриксон.

План нападения казался предельно простым и разумным. Сперва человека на крыше надо забросать дождем патронов и гранат со слезоточивым газом, затем вертолеты, низко пролетая над крышей, высадят полицейских по обе стороны от преступника. Его будут брать с двух сторон, и, если учесть, что он и без того уже будет выведен из строя газом, у него почти нет шансов на спасение.

Один лишь Гюнвальд Ларссон отрицательно отнесся к предложенному плану, однако не мог или не пожелал предложить взамен что-либо приемлемое, если не считать того, что ему казалось предпочтительным подобраться к Эриксону из дома.

– Будет, как я сказал, – изрек Мальм. – Хватит с нас многообразия вариантов и личного героизма. Эти ребята специально натренированы для подобных случаев. У них по меньшей мере девяносто шансов против десяти. А перспектива остаться целым и невредимым составляет почти все сто. И чтоб я больше не слышал никаких обывательских возражений и предложений. Ясно?

– Ясно, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Хайль Гитлер!

Мальм дернулся, словно его прошило электрическим током.

– Это я тебе припомню, – сказал он. – Можешь не сомневаться.

Даже остальные поглядели на Ларссона с укоризной, а Рённ, стоявший ближе всех, вполголоса сказал:

– Ну и глупость ты сморозил, Гюнвальд!

– Ты так думаешь? – сухо спросил Ларссон.

И вот спокойно и методично приступили к решающей операции. Машина с мегафоном проехала через территорию больницы почти в пределах видимости для человека на крыше. Не совсем, а именно почти. Повернулся рупор, и громовой голос Мальма обрушился на осажденный дом. Он сказал слово в слово то, чего и следовало от него ожидать:

– Алло, алло! Говорит главный инспектор Мальм. Я вас не знаю, господин Эриксон, а вы не знаете меня. Но даю вам слово профессионала, что для вас игра закончена. Вы окружены со всех сторон, а наши ресурсы неисчерпаемы. Однако мы не хотим применять насилие в большей мере, чем того требуют обстоятельства, особенно при мысли о невинных женщинах, детях и других гражданских лицах, которые находятся в опасной зоне. Вы натворили уже достаточно бед, господин Эриксон, даже более чем достаточно. Даю вам десять минут для добровольной сдачи. Как человек чести. Я призываю вас: ради себя самого проявите понимание и примите наши условия.

Звучало здорово.

Но ответа не последовало. Ни слов, ни выстрела.

– Не исключено, что он опередил события, – сказал Мальм Мартину Беку.

Да, очевидно, речь была недостаточно убедительной.

Ровно через десять минут в воздух взмыли вертолеты.

Они описывали огромные круги сперва на большой высоте, потом устремились к крыше с двумя квартирами-студиями и балконами.

Одновременно со всех сторон начали забрасывать крышу и верхние квартиры гранатами со слезоточивым газом. Часть из них, пробив окна, залетела в квартиры, но большинство упало на крышу и балкончики.

Гюнвальд Ларссон занимал, пожалуй, самую выгодную позицию для того, чтобы наблюдать за всеми перипетиями. Он поднялся на крышу издательства «Боньерс» и спрятался за парапетом. Когда начали разрываться слезоточивые бомбы и ядовитые облака дыма расползлись по крыше, он выпрямился и поднес к глазам полевой бинокль.

Вертолеты безукоризненно осуществляли операцию «Клещи». Один шел несколько впереди второго, как и было задумано.

Машина зависла над южной частью крыши, откинулся плексигласовый козырек, и оттуда начали спускать десантника. Это был рыжеволосый Аксельсон, и выглядел он в своих доспехах и с автоматом в руках просто устрашающе. Газовые гранаты торчали у него за поясом.

За полметра до крыши он поднял с лица забрало и принялся натягивать противогаз. Он спускался все ниже и ниже и держал автомат наизготовку, уперев приклад в локтевой сгиб правой руки.

Сейчас, по всем расчетам, Эриксон, если только это он, должен был, шатаясь, выйти из газового облака и бросить оружие.

Когда между ногами рыжего симпатичного Аксельсона и крышей оставалось двадцать сантиметров, прозвучал одинокий выстрел.

Несмотря на значительное расстояние, Гюнвальд Ларссон мог разглядеть все в подробностях. Он видел, как тело дернулось и обмякло, видел даже пулевое отверстие между глазами.

Вертолет взмыл кверху, несколько секунд висел неподвижно, потом улетел – он летел над крышей, над больницей с мертвым полицейским, раскачивающимся на стропах. Автомат так и висел на ремнях, а ноги и руки мертвого бессильно болтались на ветру.

Противогаз он так и не натянул до конца.

Гюнвальду Ларссону первый раз за все время удалось мельком увидеть человека на крыше. Длинная фигура в плаще быстро переменила место подле трубы. Оружия Ларссон увидеть не мог, но зато увидел, что на человеке противогаз.