Негодяй

— Постарайтесь припомнить… какой-нибудь случай в жизни, когда вы вдруг посмотрели на себя в зеркало или услышали от кого-нибудь, что годы летят быстро, жизнь уходит и молодость тоже уходит.

И как это несправедливо… Неужели ни разу подобные мысли не приходили в голову?

— Приходили, конечно.

— И было страшно?

— Трудно сказать… пожалуй, да, было и страшно.

— А в связи с этим не вызывал ли у вас сын невольного, даже бессознательного раздражения одним своим присутствием? Тем, что его видят друзья мужа? И, глядя на него, могут судачить о вашем возрасте?

— Я не хочу отвечать на этот вопрос.

Он бестактен и неуместен, — резко ответила Татьяна, но тут же добавила: — Конечно, нет.

— Хорошо, — вздохнул Андрей Степанович и тоже закурил. — Вы прожили с мужем, если не ошибаюсь, больше пятнадцати лет?

— Да.

— Часто ли возникали ссоры и скандалы?

Никогда, — решительно и твердо ответила Татьяна.

— Скажи, Виктор, — вновь обратился к нему Андрей Степанович. — Ты в детстве часто ссорился с матерью?

— Бывало, — подумав, ответил Виктор.

— Обижался на нее часто?

— В общем, часто, — опять не сразу ответил Виктор.

— И что это были за обиды? За что?

— Сейчас трудно вспомнить. Ну, например, она часто очень рано отправляла меня спать. Когда соберутся гости, она тут же звала няньку и меня уводили. Ну, я конечно, упирался, ревел. Часто, помню, вылезал из кровати, на цыпочках подкрадывался к гостиной и подглядывал в щелку. — Виктор усмехнулся, вспомнив, как это было.

— Спасибо, Виктор, достаточно. Татьяна Ивановна, за те годы, что вы были замужем, влюблялись в кого-нибудь еще?

Татьяна поперхнулась, закашлялась, Виктор с интересом взглянул на нее. Татьяна откашлялась:

— Я не понимаю, доктор…

— Что ж тут непонятного? Самый, знаете ли, элементарный вопрос.

— При ребенке…

— Это Виктор ребенок? — улыбнулся снисходительно Андрей Степанович. — Я в его возрасте на фронт ушел. Ну хорошо, если вы не хотите… Виктор, пожалуйста, посиди в этой комнате несколько минут, и тебя позову потом. — Андрей Степанович поднялся и открыл узкую боковую дверь — там была еще одна комната со столом, стулом и стеклянным шкафчиком с разными лекарствами. — Извини, пожалуйста.

Виктор пожал плечами, встал и прошел в комнату. Андрей Степанович вернулся на свое место.

— Скажем мягче, Татьяна Ивановна, романы были? Увлечения?

— Н-нет… — сначала неуверенно прошептала Татьяна, а потом решительно замотала головой: — Нет, нет!

— С вашей энергией, с вашей привычкой всегда быть в центре, быть лидером, с вашей потребностью всеобщего поклонения… — с сомнением говорил доктор, пристально глядя на нее. — Учитывая, что ваш муж часто находился в командировках…

— Нет, нет, нет! — почти закричала Татьяна и закрыла лицо руками.

В это время в двери повернулась ручка и на пороге кабинета возникла медсестра. Она открыла дверь своим ключом и растерялась, увидев в кабинете Андрея Степановича и женщину. И Андрей Степанович вздрогнул, вдруг закричал с исказившимся лицом:

— Кто позволил входить без стука?! Я работаю!

— Простите, Андрей Степанович, — смущенно забормотала медсестра. — Я думала, никого нет… мне журнал нужен. Извините, пожалуйста. — Она тихо закрыла дверь.

— Татьяна Ивановна, — вновь с холодной беспощадностью обратился доктор, — вас хоть однажды занимал такой вопрос — любит вас сын или нет?

— Не знаю… не очень… — глухо, не отнимая рук от лица, ответила Татьяна.

— Вы просто были уверены, что любит? — допытывался Андрей Степанович.

— Да…

— А теперь вам хочется, чтобы сын любил вас? Именно теперь?

— Да…

— А вы по-настоящему кого-нибудь любили? — так же негромко и бесстрастно спросил врач. — Чтобы без памяти… чтобы бежать хотелось хоть на край света за этим человеком, все бросить, от всего отказаться…

— Да… — со стоном проговорила Татьяна. — Отца Виктора.

— А потом?

— Не знаю…

— А вы не замечали за собой, что вас больше устраивает, что влюбляются в вас?

А вы, так сказать, выше этого? Принимаете чужую любовь как нечто обязательное. Наслаждаетесь ею, согреваетесь теплом чужого сердца, испытываете чувство мести за поруганную юношескую любовь. Вам никто не говорил об этом?

— Я не могу дальше! Не хочу! — со слезами в глазах закричала Татьяна. — Не хочу! Не хочу! — Она вскочила, кинулась к двери, с силой толкнула. Дверь была заперта. — Откройте, пожалуйста! Немедленно откройте! Я не хочу больше! Вы мне отвратительны своими допросами, слышите?!

— Жаль… — совсем другим тоном, грустно и устало, произнес Андрей Степанович. — Я думал, вы мужественная женщина.

Татьяна не отвечала, обессиленно прислонившись плечом к двери. Из другой двери почти бесшумно вышел Виктор, подошел к матери, вдруг обнял ее, погладил по волосам, поцеловал в щеку и повернулся к доктору:

— Откройте сейчас же, ну! — И глаза сузились, и сами сжались кулаки.

Андрей Степанович некоторое время молча смотрел на них.

— Если у человека хватит мужества взглянуть правде в глаза, значит, у него хватит сил переменить свою жизнь, — негромко сказал он. — Это и к тебе относится, Виктор.

— Принял к сведению, — ответил Виктор. — Открывайте.

— Что же, на сегодня, я думаю, хватит…