Негодная певица и некромант за клавесином

Я ни разу не называю имя аптекаря, и это… неправильно. Скорее всего модную микстуру от душевной хандры опознают, но я намерена сделать всё, что я могу, чтобы предупредить, чтобы не оставалось сомнений, кого именно я обвиняю.

Интересно, я не поломаю музыкальный инструмент своей “игрой”?

Я ловлю себя на том, что выступать уже совсем не страшно. Я искренне наслаждаюсь происходящим, а вместе с новой только что сочинённой и, вероятно, совершенно ужасной песней, ко мне приходит чувство правильности происходящего.

Надеюсь, меня не обвинят в клевете? Хотя… судебное разбирательство было бы полезно. Если экспертиза подтвердит мои слова, микстуру запретят.

— Столичный аптекарь-убийца известен модницам как Руз Пойтер! — завершаю я.

В зале воцаряется мёртвая тишина.

Никто не аплодирует.

Никто не освистывает.

Я плавно поднимаюсь из-за клавесина, делаю несколько шагов к краю сцены и вдруг по наитию отказываюсь от реверанса. С короткой юбкой согнутые ноги с коленями, направленными в разные стороны, будут смотреться очень странно. Я прижимаю правую руку к груди в области сердца и исполняю “мужской” поклон перед зрителями. Второй поклон я адресую газетчикам, и третий — жюри.

Я ничего не говорю, не благодарю за внимание.

В гробовой тишине я спускаюсь со сцены в зал, иду к своему месту, и меня по-прежнему сопровождает тишина. Я сажусь в кресло. Очередь следующего конкурсанта выходить на сцену, но его или её никто не приглашает. Жюри молчат.

Может, я их оглушила?

Эльфы сидят буквально одервенев.

— Сеньорита! — тишину разрывает возглас газетчика. Он выскакивает в проход и подбегает ко мне.

— Да?

— В вашей песне вы назвали смертельным ядом существующее общепризнанное лекарство? Вы обвиняете Руза Пойтера?

— Лекарство создано относительно недавно, и до сих пор не было проведено независимых исследований, подтвердивших бы его безопасность. Я со всей ответственностью, как аттестованная некромантка, утверждаю, что эффект успокоения достигается за счёт содержащихся в микстуре микро доз некроэнергии, которая запускает медленный, но неотвратимый процесс разрушения личности.

— Сеньорита!

— Кари Ти, благодарю вас за выступление, — со своего места поднимается эльф, и газетчик вынужденно отступает. — Вы произвели неизгладимое впечатление.

На ум приходит совершенно шальная идея — а вдруг меня пригласят на следующий этап? В своём вое я точно была неподражаема.

На сцену наконец приглашается следующий участник.

Всё… кончилось? Я запрокидываю голову и прикрываю глаза. Силы стремительно уходят будто их выпивают. Хотя… Почему “будто”? Привет, Азири Ра. Я слушаю песню следующего участника, и мелодичный перезвон колокольчиков убаюкивает. Я не позволяю себе заснуть, наоборот, встряхнувшись, взбадриваюсь — не хватало ещё, чтобы меня сняли с конкурса за неуважение!

Появляется смутное предчувствие чего-то дурного.

Глава 62

Назойливое, как комар, который зудит, зудит, зудит. Я пытаюсь отмахнуться от предчувствия, но оно упрямо возвращается. Сосредоточиться на следующем выступлении не получатся, а комар зудит, зудит. И в  какой-то момент до меня наконец доходит, что ощущение, которое я приняла за предчувствие, на самом деле вполне телесное.

Я чувствую, как в воздухе нарастает некроэнергия.

Чушь какая-то.

Так не должно быть. Даже на кладбище, где некроэнергия держится постоянно, нет такой концентрации. Кто-то… умер? Не похоже. В главах, которые я успела прочитать, чётко говорилось о всплеске —  когда душа уходит на Изнанку, ткань мироздания размыкается, и с той стороны к нам попадает некроэнергия. Какая-то её часть рассеивается в воздухе, но большая часть оседает в оставленном душой мёртвом теле и особенно долго остаётся в костях, именно поэтому некроэнергии много на кладбище.

Но в зале? На территории, где проживают эльфы?

Никакого всплеска, некроэнергия поднимается как вода в колодце, кажется, что она течёт со всем сторон одновременно.

На ум сразу же приходят воспоминания о нападении жреца-нежити. Он ведь был не кем-нибудь — эльфом! Но я не понимаю…

Неужели никто больше не чувствует?! Эльфы не в счёт, им нет доверия.

Получается, кроме меня, некромантов в зале нет?

Я должна справиться одна?

Я догадываюсь, что делать, но если я ошиблась, то вечер я закончу в отделении стражи, арестованная за хулиганство. В лучшем случае. В худшем меня обвинят в покушении на убийство иностранных официальных лиц.

—  Прах побери! —  выдыхаю я.

—  Сеньорита? —  оборачивается ко мне сосед слева.

Повторив ругательство, я рывком втягиваю в себя всю доступную энергию, пропускаю через себя, и с пальцев срывается показанная Даном структура. Шатëр такой ненадëжный… Порыв незримой силы срывает полог. Мне удаëтся не просто приоткрыть штору, я закидываю еë на купол, и в образовавшейся дыре открывается вид на чëрную, будто выжженную, траву и стремительно иссыхающие деревья. Одно, самое тонкое, гибнет на глазах — кора осыпается, и дерево перерождается в чудовище. Я как в кошмарном сне вижу, как оно выдирает из земли корни и отталкивается ими, подтягивая себя к шатру.

—  Что это? —  раздаётся крик сзади.

—  Боги милостивые!