Негодная

В канун Рождества его старые усталые глаза загораются только тогда, когда она рядом с ним. Кэролайн читает ему вслух, а Мэри такое сроду в голову не приходило. Кэролайн умеет разводить огонь в камине, набивать табаком трубку деда. Когда он говорит, что не хочет никакого праздника, никаких подарков и особенного обеда, девочка соглашается, и Рождество они проводят, прижавшись друг к другу, рассматривая фотографии Пэт и говоря о том, какая она была чудесная и необыкновенная. А Мэри в это время думает только об одном: «Как она посмела? Как посмела украсть мою дочь и разбить ей сердце? Как посмела умереть?».

В первое время Мэри живет в комнате Кэролайн, как будто они в кемпинге и сейчас рождественские каникулы, а после наступления Нового года Кэролайн должна уехать.

Но нет, Кэролайн продолжает жить, как жила раньше: идет в школу, как только начинаются занятия, делает уроки, пьет чай, смотрит телевизор, снова делает уроки, пьет кружку «Хорликса»[27], целует деда, который только что вернулся с прогулки. Он столько времени гуляет, что стоило бы купить ему треклятую собаку или отправить в поход вокруг всей Англии.

– Так ты остаешься здесь? – как-то раз вечером спрашивает Кэролайн у Мэри.

– Да, – отвечает та. – Если я тебе мешаю, то могу перебраться в свободную комнату, но не дальше. Я твоя мать, не так ли?

Но ее заявления о материнстве не радуют дочь. А попытки Мэри заняться домашним хозяйством злят девочку еще больше. Она ходит по дому и ворчит, когда женщина путает чашки, или не закрывает крышкой жестянку с чаем, или оставляет в сахарнице мокрую чайную ложку, или проливает воду на ковер и трет это место ногой, вместо того чтобы взять старую газету или тряпку. В тот день, когда Мэри видит, что Кэролайн моет пол в кухне тряпками, привязанными к шлепанцам, она понимает, что опоздала. Эта девочка принадлежит Пэт. И чувство вины будет удерживать ее здесь.

А у Мэри голова идет кругом от тоски по Лондону. Она думает о своем чемодане под кроватью. Там лежит папка с напечатанной на машинке пьесой – роль, которую она должна выучить. Пантомимы[28] уже должны были закончиться. Потом короткий перерыв, и труппа начнет репетировать «Дядю Ваню». Мэри обещали роль Елены. Она надеялась, что ее еще не заменили другой актрисой.

Однажды, ближе к концу января, Кэролайн вежливо стучит в дверь спальни Мэри.

– Ты спокойно можешь вернуться, – говорит она. – В том смысле, что тебя ведь ждут в Лондоне, верно? И, честно говоря, от тебя тут пользы мало. Я не вижу смысла оставаться. Если хочешь – приезжай, присылай деньги, когда сможешь, но здесь ты только путаешься у меня под ногами.

Правильно ли она запомнила эти слова? Неужели их действительно произнесла четырнадцатилетняя девочка?

– Поедем со мной, – говорит Мэри. – Не оставайся ради того, чтобы ухаживать за дедом. Наградой за это станут лишь слова соседей, какая ты хорошая девочка. Поверь мне, ты прекрасно без всего этого обойдешься.

– Я ему нужна. К тому же этого хотела бы мама.

Тут она была права.

И тогда Мэри совершила ужасную ошибку: она прислушалась к словам горюющей девочки. Нужно было схватить Кэролайн и унести оттуда. А она оставила ее со стариком, с его вставной челюстью в кружке, сгорбленной спиной, артрозными коленями, дрожащими руками, а потом – недержанием мочи и ночными приступами страха. И бедная маленькая Кэролайн чувствовала себя такой виноватой, что безропотно выполняла все, что от нее требовалось. Она ухаживала за своим дедушкой долгих пятнадцать лет.

Глава двадцать девятая

Это было похоже на дежавю – она бежала к широким тротуарам и длинным наклонным палисадникам, к отдельно стоящим домам ее прежней жизни. Лужайки были ярко-зелеными, как в книжках с картинками, знакомо пахло землей, влажной и темной после полива. Как только Кейти могла забыть этот запах?

Она отмахнулась от всего. Нет, все это ей не нужно. Она и смотреть не станет. Пусть все катится куда подальше. Она оказалась здесь только для того, чтобы найти Криса с Мэри и увести их отсюда.

Она побежала быстрее. Ветер раздувал ее волосы, икры горели от нагрузки, она ощущала запах своего пота, вкус соли на губах, но собиралась бежать до тех пор, пока не доберется до места. А когда доберется, Крису несдобровать. Она наорет на него. И не только наорет. Неужели он не мог хоть что-то сделать так, как надо? И как могло случиться, что до конца ее жизни ответственность за Криса лежала на ней? Она разве просила об этом? Нет. Но ее мать без конца об этом говорила. «Присматривай за братом, Кейти. Он не такой умный, как ты. У него нет твоих способностей».