О’кей, оставим пока в покое лучшее будущее, время есть, я не спешу родить мелкого. Хочу еще немного пожить соло, посмотреть, как идут дела здесь. Сегодня опять получила двойку, моя зачетка — просто какое-то пособие по двоичной системе. Я сказала сама себе: старушка, двойка за двойкой, но постепенно ты доберешься до диплома, потом найдешь работу, вот брат твой работу нашел, и ты сможешь распрекрасно зарабатывать три тысячи кун. Слушай, сейчас без пиздежа, старик, ты ненормальный, ты факинг псих. Вернуться из Америки и приземлиться в Кроэйше?! Можно понять, почему ты решил улететь из Америки, но почему ты не замахал крыльями в сторону Нидерландов или какой-нибудь другой страны, известной своей любовью к иностранцам? Вчера я на улице встретила Серджо. Он живет в пригороде Амстердама, сбежал отсюда еще тогда, когда была эта говенная война, там они выдали ему все бумаги, он женился на какой-то боснийке, у них ребенок, им дали двухэтажный дом, работает… Понимаешь? И знаешь, что он мне сказал?
— Все было бы супер, если бы мы жили в другом квартале, получше, меня просто достали все эти турки, от которых у нас не продохнуть. Наш мальчишка растет в жутком окружении.
Понимаешь?! Турки?! А эти турки — просто боснийцы, которые смылись от той же самой войны из нашей общей в то время страны!
Я сказала ему:
— Старик, как ты не понимаешь, каждый из нас для кого-то турок, твоя боснийка никогда не будет тем, кого я с радостью заключила бы в жаркие объятья, и все твои дети для меня будут турками, для меня, чистокровной хорватки.
Он не знал, что меня трахает серб, поэтому сказал:
— Старушка, ты ненормальная, ты что, тотально свихнулась, да моя жена хорватка из Боснии.
— Твоя жена боснийка, достаточно послушать, как она говорит, а твои критерии, что такое турок, не выдерживают никакой критики, для тебя она не турки, потому что ты ее трахаешь и, следовательно, не можешь быть объективным, но когда ты прозреешь, ты поймешь, что турок это турок и тогда, когда она родит тебе маленького турка, о котором ты думаешь, что он не турок, потому что это твой турок и ты не видишь, что он турок. Очнись, Серджо, пошли в жопу и больших, и маленьких турок, пока еще не поздно, переселись из квартала и из страны, где полно тюльпанов и турок, и приезжай в Кроэйшу, где ты окажешься среди чистых, среди своих, ты будешь видеть хорватский закат, спроси моего брата, почему он вернулся, он, человек с высшим образованием. — И я сказала ему про эти твои два сраных факультета.
А Серджо мне сказал, мы с ним стояли на Корзо, у него в руках был крашский пршут, какого хрена люди находят в пршуте, у меня от него высыпают прыщи, ты же знаешь, так вот, Серджо мне сказал:
— Там я не вижу ни солнца, ни луны, климат просто кома, холод, ветер, дождь, депресняк, вкалываю с утра до ночи, — он в каком-то банке работает, на компьютере, — это не жизнь.
— Слушай, — сказала я, — тебе дали работу, ты получил дом, у тебя никаких кредитов, дети там идут в школу с четырех лет и никак тебя не достают, вся медицина бесплатная, все доктора, маммография, рак v женщин находят еще до того, как он успеет поселиться в груди, а здесь, в нашем городе, от рака груди умирают мои сверстницы, при этом никто понятия не имеет, отчего они умерли, чем ты можешь быть недоволен?
Он сказал:
В гробу я видал эту Голландию, столько работать, это не жизнь, на улицах народ увидишь только в день рождения королевы, а ты посмотри вокруг.
Факт, мы стояли посреди Корзо и мешали миллионам людей, которые толкались вокруг нас.