Нея

Сюзанна сняла ночную рубашку, потянулась. Уже несколько лет мы с ней занимаем разные комнаты и редко раздеваемся друг перед другом. Все же я всегда кое-что замечаю. Поэтому я тут как тут, когда, например, Сюзанна моется или хочет переодеться. Мне нравится смотреть на черную массу волос с густыми завитками под небольшой складкой в низу ее живота, совсем как у тициановских обнаженных женщин. Я стесняюсь смотреть на голую Сюзанну, но я люблю это чувство стыда. Пушок над лобковой костью — лишь шелковистое затемнение на губах, которые все еще кажутся детскими. Треугольник у Сюзанны слегка переходит на бедра, он густой и жизнерадостный, словно ковер «мокет».

Сюзанна скрывается в ванной в тот самый момент, когда слышится звонок у входной двери. Я бегу открывать. Это Морис. Увидев его, такого спокойного, безмятежного, я, находясь под впечатлением наготы Сюзанны, ее ягодиц и особенно черного треугольника, внезапно начинаю способом наложения подгонять возникший в моем воображении образ сестры к образу ее жениха. Глаза мои также моментально раздели Мориса. Я действительно видела однажды его голым — прошлым летом, когда он натягивал плавки на пляже. Тогда там не было даже небольшой кабинки для переодевания с водой и душем. Он думал, что кругом никого нет, и я увидела его, увидела его член, длинный, толстый, противный, болтающийся между ног. Вид этого громадного отвратительного предмета так поразил меня, что я никак не могу понять отношения к нему Сюзанны. Очевидно, они с Морисом должны тереться друг о друга, но если начистоту, не знаю, лучше ли было бы, если бы я имела эту странную разновидность палки вместо поросли. Возможно, если бы у мужчин был только волосяной покров, как у Сюзанны, было бы приятнее о него тереться. Но в отношении этого аппарата я не уверена, хотя мне определенно нравится смотреть на статуи, особенно греческие. У мужчин там такие замечательные маленькие краники, а вовсе не эти жуткие большие булавы. У них довольно привлекательные штуки, более похожие на маленькую птичку в своем гнезде; с плотными и круглыми яичками, находящимися под половым членом — еще прелестней. Но все равно это не так красиво, как маленький черный треугольник, такой бархатистый и пышный.

— Морис! Сюзанна просила передать, чтобы обождал в гостиной. Самое большее через четверть часа она будет готова.

А как насчет отца? Интересно, он тоже трогает раздутые и треугольные груди мамы? Или он живет один в своей комнате, потому что она не разрешает ему больше делать такое? Наверное, его это обижает. Возможно, он не любит женщин. Я знаю, существуют гомосексуалисты, которые не воспринимают женщин, они любят других мужчин и смотреть на них голых. Но у гомосексуалистов довольно высокие голоса, их манера поведения похожа на женскую. Отец не такой. Во всяком случае, иногда я слышу, как он шутит по поводу гомосексуалистов и их дам сердца, а это значит, что он таковым не является. Правда, мама и папа уже старые. Их не заботит секс и все такое. Это как если бы поздно ложиться спать: они не представляют, как счастливы бы они были, если бы могли вовсе не спать, как только им этого захочется, или же видеть друг друга голыми, если они не хотят при этом обидеть кого-то. Однако, возможно, и я, та, которая каждый раз хочет ложиться спать в полночь, постепенно привыкну к этому, и, может быть, со временем созерцание милого треугольника поросли не будет вызывать во мне никаких ассоциаций.

Тетя Алина пришла к ланчу и теперь выражает свое беспокойство:

— Нея действительно плохо выглядит. Я считаю, что она слишком много работает…

— Чего ты так волнуешься? — раздраженно перебивает мама. — Ребенок в добром здравии. Если бы только она часами не читала в постели каждую ночь…

— Это несправедливо, мама, прошлой ночью я выключила свет в одиннадцать…

— Нея кажется мне белой, как лилия, с розоватым оттенком, — говорит Морис, чтобы разрядить обстановку.

Я смотрю на него и краснею. Совсем скоро он, несомненно, будет трогать грудь Сюзанны.

— А почему мне не иметь молочную шею и зубы, похожие на нитку жемчуга, — сердито и резко бросаю я, чувствуя беспокойство и досаду.

Не знаю почему, но иногда Морис меня раздражает.

— Во всяком случае, мне не нравится такая непонятная осенняя погода.

— Она, конечно же, плохо на тебя действует, — говорит тетя Алина. — Эта холодная телятина и рисовый салат — неплохая мысль, — добавляет она.

— Что мне нравится, — комментирует мама, — так это наша чудесная минеральная вода «Фанташе»…

Когда продали бабушкин дом, маме с присущей ей настойчивостью удалось включить в договор купли-продажи пункт, дающий нам право при ее жизни получать свежую весеннюю воду из парка. Раз в неделю посыльный мальчик из фирмы отца находит время, чтобы наполнить у нас четыре большие оплетенные бутыли этой знаменитой минеральной водой. Это почти что религиозный напиток здесь, его употребление больше похоже на ритуал, нежели просто на традицию. Благодаря этой воде, по-видимому, мы никогда не болеем, а если все же мы заболеваем, то потому, что просто мало ее пили.