В прихожей стояли чаны на толстых ножках и ванны, в которых дышала и пускала пузыри закваска. Покачивалась, вспухала, наползала на оббитую эмаль. В нее, пенно-желтую, были воткнуты тонкие стержни температурных датчиков и пальцы питательных трубок.
— Работаете на дому? — спросил Виктор, пробираясь по коридору к лестнице.
— Да. Пробую.
Вера возникла вся вдруг, в темно-красном с вырезом, с оголенными плечами, с цветком пумпыха в волосах.
Виктор смутился.
— Извините, я как-то…
— Ничего-ничего, — одарив его улыбкой, Вера проскочила мимо него в кухню. — Мясо любите?
— Учитывая, что я ел только утром…
Он не закончил, впитывая новый Верин запах. Свежий. Нездешний.
— Ага, — на мгновение выглянула из кухни Вера. — Вы поднимайтесь, поднимайтесь.
— Я сейчас обувь тогда…
Виктор сдернул ботинки.
Пластиковые ступеньки спружинили под ступнями. Как и в квартире на Донной, их было четырнадцать.
Наверху его ждал низкий столик, за которым можно сидеть только на полу. С потолка свисал шар светильника.
Чуть не воткнувшись в него макушкой, Виктор нагнулся, затем сел.
В комнатке чувствовалась женская рука. Ни пыли, ни песка. Спальный матрас застелен и свернут до половины. В углах — коврики из пумпыха. Этажерка с глиняными поделками у стены. Рядом — аккуратно сложенное белье. У окна — букет в пластиковой вазе.
Уютно.
И тот же запах. Тонкий. Исчезающий. Запах хорошего шампуня.
Внизу что-то звякнуло, стукнуло.
— Виктор, вы алкоголь пьете?
— Ну, бывает и пью, — улыбнулся Виктор.
Он повертел тарелку, поставленную на край стола, тронул пластиковые нож и вилку, заглянул в лестничный проем.
— А как ваше расследование? — донеслось с кухни.
— Движется.
— Я рада.
Затем был поднос с блюдом, накрытым вакуумной крышкой, были пластиковая емкость с белесой мутной жидкостью и два стаканчика, была корзинка с синтетическим хлебом.
И была Вера, присевшая напротив, опустившая глаза и сложившая руки на коленях. Виктор посмотрел на нее, на кончик носа, на прядку, выбившуюся из-за уха, на бугорок соска, проглядывающий сквозь ткань платья (тронь меня!), и смутился.
— Что-то совсем не пахнет, — сказал он, наклоняясь к блюду.
— Сейчас, — сказала Вера.
Вакуумная крышка коротко пшикнула, и пар облаком рванул вверх. Горячий, пряный мясной аромат ударил в ноздри.
— М-м-м, — сказал Виктор.
— Нравится?
— Очень, — честно сказал он.
Мясо, паря, лежало на блюде мраморными, с прожилками, кусками, слегка пористое, с корочкой по внешнему краю. С одной стороны его окаймляли дольки запеченного пумпыха, а с другой — полоски вязкого серого сыра.
— Можно?
Виктор вопросительно ткнул вилкой в кусок.
— Конечно! — рассмеялась Вера. — Это можно есть.
— А вы?
— Давайте на "ты".
— Да, конечно. Ты… Тебе какой кусок положить?
— Вот с краю, маленький.
— Обязательно.
Виктор подцепил мясо вилкой, помог ножом, опустил в подставленную тарелку.
— Спасибо.
Глаза Веры показались ему золотистыми. То ли свет так ложился, то ли он изначально ошибся в их оттенке.
— А я тогда возьму целых два, — сказал он, перекатывая себе сочащиеся жиром куски. — Вы… ты еще не знаешь, насколько я голоден.
Вера снова рассмеялась.
— Выпьем?
— Если женщина просит…
Виктор принял уже наполненный стаканчик.
Жидкость пахла травяной горечью. Наверное, на пустой желудок ее не следовало бы…
— За тебя.
Стаканчик торопливо стукнулся о стаканчик.
— Аналогично.
Виктор выдохнул, опрокинул горечь в себя, сразу проглотил и, качнувшись от пьяной волны, мгновенно ударившей в голову, склонился к тарелке.
Нож. Вилка.
Мясо брызгалось как настоящее. Он отрезал дольку, сунул в рот, не чувствуя вкуса, лишь бы побыстрей, лишь бы не окосеть и не отрубиться.
— Виктор! Давайте же!
Он посмотрел на вновь протянутый стаканчик.
— Так скоро?
— Виктор, это за знакомство.
Под его взглядом губы у Веры дрогнули, гася улыбку. Лицо сделалось бледным, далеким, напряженно-пустым.
— Вера…
Виктор поймал Верину руку и с трудом принудил ее поставить стаканчик на стол.
— Не надо… — прошептала она.
— Вы чего хотите-то? — спросил Виктор тихо. — Напиться? Не стоит оно того. Честное слово, не стоит.
— А как жить?
В уголке Вериного глаза набрякла слеза. Дрогнула, покатилась, чертя дорожку по щеке.
Вздохнув по мясу, Виктор осторожно, на коленях, обогнул стол. Повернул, прижал женщину к себе. Это было странно — прижимать женщину как предмет.
Никакого желания. Рад ли я?
— Вера, ну что вы! Такое мясо — и слезы!
Он говорил и гладил ее по волосам.
Потом ощутил чужую руку, скользнувшую по спине. Подумал: ее правая грудь притиснута к моей левой. И что? Ничего.
А левую можно взять в ладонь.
— И жить надо, как живется, — прошептал он рыжеватым, пахнущим шампунем прядкам. — Мы же люди. Мы должны оставаться людьми. Потому что иначе — темнота.
— Мне страшно, Виктор! — Вера порывисто ткнулась лбом ему в шею. — Я хочу…
— Что?
Он не расслышал последнего слова.
— На Землю, — сказала Вера. — Я очень-очень хочу на Землю. Я же не видела ее никогда.
— Вы… ты уже здесь родилась?
— Да.
Виктор прислушался к себе. Внутри молчали. Внутри, видимо, были не против. Может, внутри это считали прелюдией.
Странно.