неЯга

Тётка Марья, жена старосты и местная повитуха, во многом могла бы меня заменить, но вот с заговорами она дела не имела – молитвой брала. Поэтому меня и позвали душегуба ловить. Зашла, сморщилась, скривилась, подхватила девицу и вышла передать её парням. Староста Гаврила Митрофанович ждал у крыльца и только глазом подмигнул, как помощник справно и аккуратно принял кулёк с девицей и медленно, но споро понёс к соседям. Девок было шесть – по месяцам почти – начал осенью или в конце лета, а сейчас февраль на исходе, Масленица скоро. Первая уже пошла трупными пятнами, я её трогать не стала, только укрыла в покров с топчана и снесла в сени, предупредив не входить в дом, не топить печь, просто не выпускать душегуба, да он и сам не выйдет.

Пока мы девок отогревали в бане, чистили огнём, да отмывали от заклятья и крови порченой, вся деревня собралась вокруг бани и голосила. Пришлось выглянуть и попросить песни петь, понёвную, да на рождение. Бабы затянули, а соседка принесла тёплое питьё с мёдом и молоком разбавленное водой. Девицы просыпались неохотно, помнили мало что, были вялыми и даже молоко пили по глоточку, но пили. Выдавали их лично матерям с одеждой, разговором и пояснениями – не трогали, не помнят, пусть спят дома в тепле, сколько надо. Управились к следующему утру только. Так и не спали с тёткой Марьей. Баню отмыли после всего, сели чай пить у соседки, да молчать – не разговаривать. Соседи напирали с расспросами, но мы обе ничего нового сказать не могли.

– Кто его родители? – спросила я, – Помните их?

– Отец Никиты, покойный Никола, лет несколько лет назад сгинул в реке – зимой рыбачить любил. На руку был тяжёл, мать Фрося с сыном только вздохнули, когда лёд его унёс. А сама мать следом ушла – летом полоскала бельё, да и не вернулась домой. Не нашли её. Так парень хозяйство вёл, справлялся – красивый, девчонки на него заглядывались, а потом как морок навело на тот двор – скотина вымерла, строения согнуло, изба только и стояла. Урожай он спортил сам, не убрал к осени, дождями залило, так и не сеял больше. Чем жил никто не знает. Всё в лес ходил, да на рыбалку. Самосевом овощи какие росли, наверное. – сосед хмурился, вспоминая, – а вот год мы его и не видели совсем.

– Отворотное? Интересно! – я засобиралась, – Тётка Марья, а у вас тут в лесу не было Яги какой?

– Да что ж ты, милая, какая Яга, я бы знала! – перекрестилась тётка.

– Была, да померла года три назад – в глуши жила, туда не всем дорога показывалась, только отчаянным. – соседка покосилась на тётку Марью и запричитала, – Я не ходила сама, бабы сказывали, что она не всем помогает, да и путь туда закрыт.

– Видимо парню нашему открылся или надобность какая была. Спрошу его, пожалуй. Благодарствую за помощь и хлеб- соль! – поклонилась я хозяевам и вышла в холодные сени.

– Ксанка, подожди меня! – тётка Марья никогда не упустит узнать что новое.

– И мужа вашего подождём – без него разговор без толку будет. – мы с ней дошли до дома на отшибе и отпустили парней.

Убивец по-прежнему сидел на лавке, даже позу не сменил. Девицу в покрове в сенях уже унесли – обмоют, похоронят по человечески. А дух по избе приторно гнилостный так и плыл, никуда не ушёл.

– Спалить всю избу! – вместо приветствия рявкнул Гаврила Митрофанович, – С убивцем спалить!

– Не виноват он, скорее всего. Сейчас всё узнаем, потерпите. Он под своим же заклятием крови находится – расскажет всё как есть. Правда, Никита? – я обратилась к заговорённому.

– Что, Ксанушка тебе рассказать? – голос такой ласковый, внимательный!

– Откуда ты дар получил волшебный заговоры заговаривать. Расскажи, Никитушка, будь ласка! – я постаралась придать голосу столько же нежности.

– Бабка моя, Ярослава, мне дар отдала. – и глаза такие влюблённые, да мечтательные!

– Так ты ж парень? – удивилась я.

– И я так ей сказал… – и погрустнел.

– Я такую даже не помню. – удивилась Марья.

– Так я тебя привёз с дальних сёл, сосватал, а Ярослава уже к тому времени в лесу давно жила.

Стало быть, дело было странно и очень не по волшебному! Бабка изгнана была из деревни за помощь девкам разную много лет назад – может и сама ушла, мало кто помнит. Помогала от нежеланного дитя избавиться в сносях, так же и наоборот забрюхатиться. Да и просто по травам и заговорам сильна была. Бабы и девки сами к ней дорогу находили – осенью яблочко приводило, зимой клубок ниток, весной к ней редко ходили, а летом колесо по кустам вело – откуда появлялось и куда пропадало, никто не знает и не ведает. Когда у Никиты корова померла, она начал в лес ходить за грибами и ягодами, да орехами – набрёл на избушку за частоколом с костями и черепами, да виду не подал, зашёл спросить, кто здесь живёт.

– Иди сюда девица, иди хорошая! – голос с печки звал и манил ласково.

– Я парень, вообще-то. – Никита подошёл близко, не таясь.

– Был парень, станешь девкой! – бабка вцепилась в него рукой и притянула к себе, – Силу мне передать некому, род весь вымер, ты один остался. Помираю я милый.