Неидеальная Чарли Тэйр

– Но ведь у тебя неприятности из-за меня, – тоже ровным счетом ничего не понимая, напомнила я.

– Из-за тебя? – переспросил он, словно пытался разобраться в сложной головоломке, но никак не мог уловить ее суть. – Нет, Чарли, так не пойдет…

Он даже покачал головой и с преувеличенной аккуратностью, словно боялся швырнуть, отложил на стол самописное перо.

– Как бы тебе объяснить… Я всегда принимаю осознанные решения, – быстро сказал он, похоже, не заметив, что перешел на диалект. – Было бы малодушием перекладывать их последствия на других, особенно на тебя.

В растерянности я смотрела на северянина, не до конца понимая, что он говорил. В голове зло и издевательски кричал голос Алекса, словно стоящего в дальнем углу столовой и бросающего обвинения: «Разве ты не хотела драки?»

– Что бы ты ни думала о ваших отношениях с Александром Чейсом, я в полной мере осознавал, что целовал чужую невесту, Чарли. – Ноэль пытливо заглядывал мне в лицо. – А если бы ты позволила и не сбежала с бала, то поцеловал бы еще не один раз.

Сама не знаю отчего, но мне вдруг стало ужасно обидно, что в пятницу я струсила и действительно дала деру.

– Держи… – Он вновь перешел на шай-эрский с ужасно сексуальным акцентом.

Я вздрогнула, словно выходя из-под одурманивающего разум заклятия черной магии, и растерянно спросила:

– Что держать?

– Твое эссе. – Он подвинул пальцем исписанный лист. – Уверен, ты сможешь переписать его без ошибок.

– Будет лучше, если ты проверишь! – выпалила я с такой поспешностью, словно Ноэль уже был на полпути к входной двери, а мне хотелось провести вместе еще чуточку времени.

Его губы дрогнули в тщательно спрятанной улыбке:

– Хорошо.

Он ушел перед ужином, когда эссе было полностью закончено и переписано начисто три раза. Больше причин оставаться не нашлось, а угроза оказаться за одним столом с десятком любопытствующих девиц становилась реальнее с каждой минутой промедления. Входная дверь проводила гостя переливчатым звоном колокольчика.

Прижимая к груди папку с записями, я стремглав поднялась в спальню и первым делом недрогнувшей рукой бросила в почтовую шкатулку сложенное квадратом, запечатанное сургучом письмо к отцу.

Собираясь на следующее утро в академию, я то и дело кидала нервные взгляды на секретер, но почтовая шкатулка, стоящая на полке, загадочно молчала. Похоже, папа решительно взял паузу, чтобы обдумать щекотливую ситуацию. Но мы жили не в темные времена первородного языка, никто не мог насильно выдать меня замуж ни за Александра Чейса, ни за любого другого мужчину. Своим посланием я не спрашивала разрешения, а ставила в известность и… уехала без ответа из далекого Эл-Бланса.

Номер аудитории, где профессор Канахен планировал принимать пересдачу, пришлось выяснять на информационной доске в холле учебного корпуса. Между собой мы называли ее «доской позора», сюда вечно вывешивали списки должников, выговоры, странные приказы и прочую ерунду, которую, один раз увидев, хотелось немедленно забыть. Возле объявления, написанного рукой профессорского помощника, висела кривовато выдранная из блокнота страничка с запиской.

Я мазнула невидящим взглядом по чужому посланию, написанному северным диалектом, но замерла, вдруг обнаружив под незнакомым выражением знакомые инициалы.

– Это что еще за непереводимый северный фольклор? – пробормотала себе под нос, сорвав пришпиленный на простенькое заклятие листочек. По отдельности все слова имели смысл, а сложенные в одну фразу, превращались в околесицу. Вряд ли Ноэль послал меня за линию горизонта, наверняка пожелал удачи на экзамене, но способ выбрал витиеватый.

«Перевести не смогла. Вы обо мне слишком хорошего мнения, господин репетитор», – вытащив из портфеля ежедневник, быстро написала я и выдрала страницу. С помощью легкой магии послание было подвешено на доску объявлений, а записка Ноэля уютно спряталась в моем блокноте.

Пересдача прошла прекрасно. Канахен находился в чудесном настроении. Деревенский акцент, который все еще был при мне, его совершенно не смущал, а эссе восхитило. Пока я переписывала текст, нарочно делая мелкие помарки, успела выучить его наизусть и без проблем ответила на все вопросы.

В табеле растворилось позорное «неудовлетворительно», чернильной кляксой испачкавшее идеальную репутацию семьи Тэйр, и появилось «хорошо». Довольная результатом, я собралась уходить, но под занавес не сдержалась:

– Профессор, я тут прочитала один текст, и кое-что мне осталось непонятным. Подскажите, что означает поговорка…

Старательно следя за произношением, я повторила фразу из утренней записки. Канахен начал меняться в лице, седые брови поползли на прорезанный морщинами лоб. На страшную секунду показалось, что Ноэль надо мной подшутил и написал скабрезность, а я громко и четко, как стишок, продекламировала ее преподавателю.

– Ох! – шумно выдохнул он.

Удивительно, как у меня не случился паралич дыхания. Мысленно я так громко выругала северянина, что он, где бы сейчас ни находился, был обязан услышать, словно наяву.