Неидеальная любовь

Родная, даже больше чем, пятиэтажка стояла в глубине скопления себе подобных, окружённая невысокими деревьями с густой кроной. На детской площадке играла малышня, а бабушки-дедушки, вместе с молодыми мамочками, сидели на лавочках, обсуждая все местные и общероссийские новости. Мой подъезд не избежал подобной участи. На старой, доморощенной и собственноручно сколоченной скамье восседал старейшина, старожил дома, Иннокентий Иоаннович Михеенко. Бодрый дедуля, под девяносто с гаком, обожал шуточки, розыгрыши и был в курсе всех местных новостей. Конечно, сплетником дед Кеша не был, упаси боже. Но поток информации, льющийся из его уст, вполне мог соперничать с Ниагарским водопадом.

Вот и сегодня, стоило мне сделать шаг в сторону железной двери и только-только поднять руку с зажатым в ней ключом от домофона, как раздалось деликатное, но отлично слышимое покашливание, означавшее, что дед Кеша хочет со мной пообщаться. Глубоко вздохнув, натянула на лицо милую улыбку и повернулась к ожидающему мою реакцию старику.

— Добрый день, Иннокентий Иоаннович, — вежливо кивнула, вспоминая про себя собственную бабушку, которая, мягко говоря, была нелёгким в общении человеком, со своими тараканами в голове. К примеру, мат у неё вылетал свободно и легко, вплетаясь в повседневную речь. Поэтому годам к десяти я не смущаясь могла выслушать любую матершинную фразу, что в последствии очень мне помогало. Особенно, когда девчонки отказывались общаться с коммунальными службами, грузчиками и прочими милыми дядями и тётями. — Как ваше здоровье драгоценное?

— Вашими молитвами, — хохотнул старик и опёрся руками о палочку из дерева дорогих пород. Насколько я знала от местного «сарафанного» радио, она даже была инкрустирована золотом. А так как трость подарил внук, это, в общем-то, говорило о том, что своего дедушку он очень любит и уважает. — Иди сюда, солнышко, садись рядом со старым хрычом. Поговорить с тобой охота мне. Уважишь, а? — и лукавый прищур светлых, как будто со временем выцветших голубых глаз.

— Конечно, Иннокентий Иоаннович, — кивнула и, подойдя к скамейке, устроилась рядом со старожилом, ощущая на себе его внимательный, строгий взгляд. — Что-то случилось?

— Эх, Юля, Юля… — дедушка Кеша устало вздохнул и его морщинистая рука, с длинными тонкими пальцами опустилась поверх моей и крепко сжала. — Что ж ты творишь, девочка?

— В каком смысле? — удивлённо скосила глаза на деда и пожала плечами. — Я вроде ничего такого не делала…

— А сына хочешь без отца оставить, да? — Усмехнулся Иннокентий Иоаннович, и покачала седой головой. Его вторая рука опиралась на набалдашник трости, слегка дрожа. — Так негоже делать, внученька.

— Иннокентий Иоаннович, я, может быть, ошибаюсь, но это, по меньшей мере, не ваше дело, не так ли? — ощетинившись, грубее, чем следовало, поинтересовалась у старика.

Густые брови нахмурились, дед Кеша закусил кончик длинных белых усов и, пожевав его чуток, ответил:

— Может и не моё, да только я ж правильные вещи толкую, малышка, — вздохнув, он убрал свою руку и опёрся уже двумя на трость, положив подбородок на сомкнутые пальцы. — Я ведь не просто так сегодня оделся в этот чёртов чёрный костюм, в коем чувствую себя как на собственных похоронах. Знаешь, какой сегодня день?

— Какой? — удивлённо посмотрела на своего собеседника и только сейчас заметила на худощавом теле пожилого человека дорогой строгий костюм тройку, чёрного цвета. На отвороте ворота в петлице болталась красная роза. Говорят, в молодости дед Кеша был знатным сердцеедом. А теперь стал уважаемым старцем, прожившем на этом свете почти целый век. Запоздалый стыд за слишком грубый тон своих слов поднялся из глубины души и заставил опустить голову, рассматривая носки мягких, удобных демисезонных сапожек.

— Семьдесят лет прошло с тех пор, как умерла женщина, которую я любил. Умерла, вместе с новорождённым ребёнком. Моей дочкой, — Иннокентий Иоаннович тяжело вздохнул, устремив взгляд невидящих глаз куда-то вдаль.

Мне стало неуютно, от понимания того, что ему до сих пор больно и память не даёт забыться и жить дальше. Но тут мозг обработал полученную информацию и заставил меня нахмуриться. По словам соседей, жена деда Кеши умерла лет десять назад. Тогда о ком он говорит, чёрт возьми?

Чувствуя, что голова идёт кругом от всех возможных вариантов, чтобы не упасть с ненадёжного сооружения, ухватилась за руку старика.

— Дед Кеша, — медленно произнесла, стараясь не думать о том, что мои догадки верны.

— Чегой? — тихо отозвался Иннокентий Иоаннович.

— Но я слышала, что ваша жена умерла десять лет назад. Почему семьдесят? — виски заломило, а к горлу подступила тошнота. Врач предупреждал, что мне нельзя перенапрягаться, но каких-то критериев определения уровня нагрузки дать не смог. Просил только осторожнее быть.