Нейлоновая шубка

В двадцать пять лет Санька выглядел значительно старше своих лет. Это был плотный блондин, с длинным вислым носом и светло-голубыми, чуть выпученными глазами. На груди у Саньки была вытатуирована скала с орлом, который держал в клюве надпись: «Нет счастья на земле!»

Санька работал шофером на спиртозаводе. Он возил огнедышащую жидкость в товаропроводящую сеть. Молодой Бухвостов искал левых заработков, не связанных с затратой физического и умственного труда. В поиски включился уже известный нам Федя Акундин, здоровенный парнюга, начинающий тунеядец. Он-то и свел Саньку с кладовщиком спиртозавода Какорякиным. Встреча состоялась в ресторане областного центра. Они сели в уголок, задрапированный тяжелой плюшевой портьерой ядовито-зеленого цвета, и заказали водку, барабульку и по две порции котлет.

— Вот такая она наша глупая жизня, — сказал кладовщик, в пятый раз берясь за графин. — В забегаловке ты эту проклятую водку меряешь на граммы, а у нас такого добра — море-океан. Для меня триста граммов — тьфу! Сам пойми, что для меня такая цифра означает, ежели я состою при емкостях, где чистого спирта тысяча гектолитров.

— Видит око, да зуб неймет, — сказал Санька, перемалывая барабульку.

— Как сказать, — загадочно отозвался Федя Акундин, мотнув своей кудлатой головой, посаженной на короткую бычью шею.

— Спирту у нас завались, — продолжал кладовщик. — Сколько его у емкостях — ке перемеряешь! Бери хоть литру, хоть пятьдесят — ни один ревизор недоглядит!

— Это почему же? — спросил Санька.

— А потому, как спирт в емкостях!

— Заладил ты одно: «емкости, емкости»! Ты толком объясни.

— Так я же поясняю. Емкости у нас калиброваны чуть ли не при царе Горохе. Так что отцедить, скажем, пять-десять литров нет никакого риска.

— Отцедишь! — сказал Санька. — Потом тебе так нацедят из уголовного кодекса, что костей не соберешь!

— А что — я дурнее тебя, — сказал кладовщик. — Мне тоже неохота в тюряху идти баланду хлебать.

— Отчего же ты не отцеживаешь? — спросил Санька.

— Отцедить не хитро. Увесь вопрос у том, как его проклятого вывезти, — пояснил кладовщик.

— Поставил бидончик под сиденье — и точка! — предложил Федя Акундин.

— Было. Ставили. Два года дали.

— Тогда замаскировать промеж бочек.

— Маскировали. Шофер на скамейку угодил.

— А под кузов, где инструмент лежит?

— Тоже было…

— Чего же не было?

— Все было, — сказал кладовщик, погружаясь в невеселые воспоминания.

— Зачем же ты людям зря душу растравляешь, — обиделся захмелевший Санька.

— А что, если эту самую жидкость накачать в …баллон? — неожиданно сказал Федя Акундин.

— Ах ты ёшь твою клёшь! — восхитился кладовщик. — Вот это удумал!

Конференция была закрыта. На следующий день Саня с помощью кладовщика накачал в баллон спирт и двинулся к проходной.

В эту смену дежурил вахтер Неделя, инвалид Отечественной войны, строгий, дотошный старик. Саньке не повезло. То ли от прокола, то ли по другой причине спирт начал просачиваться наружу.

— Никак спиртом пахнет, — сказал Неделя, подозрительно обходя машину.

— Вчера у тещи на блинах был. Хлебнул лишнее, — пытался отшутиться Санька.

— Добрая у тебя теща, дай бог каждому хорошему человеку, — сказал Неделя, внюхиваясь, как гончая в след. — Не жалеет для зятя горилки.

— Теща у меня на все сто, сам выбирал, — ответил Санька и с ужасом увидел, что Неделя присаживается на корточки у баллона.

Затем дотошный старик поднялся и молча запер ворота. Санька попытался было откупиться, сунул четвертной, но это еще больше возмутило Неделю, который гордился своей беспорочной жизнью.

Далее все пошло как по нотам. Саньку и кладовщика взяли на казенное довольствие. Одному Феде Акундину удалось выйти сухим из воды.

Глава одиннадцатая

ПРЕСВИТЕР КАРАВАНОВ. «ЛАНДЫШИ» ДАВАЙ, «ЛАНДЫШИ»!». ФИНАЛ ПРОПОВЕДИ. ОПЯТЬ НА ВОЛЕ. ПРОРОЧИЦА ТАИСИЯ

В тюрьме Санька сидел в одной камере с двумя уголовниками средней руки и пресвитером общины пятидесятников Ефимом Карабановым.

Пресвитер, семидесятилетний, но еще крепкий старик, угодил в тюрьму не за проповеди. Будучи на руководящей евангельской работе, он оказывал далеко не пастырское внимание девушкам своей общины, что и вызвало конфликт с известной статьей уголовного кодекса.

С первых же дней пребывания в камере пресвитер начал докучать ее обитателям проповедями и поучениями.

— Наказаны мы, братья по плоти, за тяжкие прегрешения перед всевышним, — нудил Карабанов. — Помолимся же по этому поводу, братья мои ненаглядные.

— Ладно, папаша, рвани молитву за нас! — шутили уголовники.

— Не будем сетовать на господа бога за наши испытания. Кто мы есть такие?

— Да, кто? — интересовались уголовники.

— Истинно говорю вам, как благовестник божий, человек есмь червь, тля…

— Силен, ничего не скажешь, — перемигивались уголовники.

— Безмерной печалью окружена земля, и жизнь наша скомкана и бесцельна!

Карабанов стал на колени и дребезжащим козьим голосом затянул псалом:

Я не хочу богатства,
Не с казны серебра…

— Вот дает старик, будь здоров! — восхитились уголовники.

Затем пресвитер с чувством пропел: