Нейлоновый ангел

Но, когда мы слезли с мопеда и приблизились к ним, один из них внимательно оглядел его с головы до ног и спросил:

— Кто этот кролик?

— Мой приятель, — ответила я.

— А где его ботинки? В Терте почти все ходят обутыми…

— Я застукала его в постели с моей мамашей и решила проучить, — тут же сочинила я.

Сборщик подозрительно посмотрел на Столовского, потом на меня, потом снова на него. Может быть, ему показалось, что мы не пара? Я бы сама не купилась на такую чушь, но многим подобные вещи казались убедительными.

Когда сборщик начал набирать что-то на своем коммуникаторе, я повернулась к нему спиной и прошипела Столовскому:

— Садимся на мопед.

— Но…

— Ты хочешь выбраться отсюда?

Он быстро кивнул.

— Тогда запрыгивай на мопед!

Мы одновременно оказались в седле. Я нажала на акселератор до предела, и мы рванулись вперед. Ноги Столовского болтались по сторонам, словно вымпелы.

Максимальная скорость мопеда — двадцать пять кликов. Черт возьми, проще было бы бросить его и мчаться на своих двоих! Но было ясно, что Столовскому не пройти босиком и сотни метров.

Я сворачивала на каждом перекрестке, и в конце концов мы оказались в тупике.

— Ч-что такое? — выдавил Столовский. — Для чего ты это сделала?

Если Дарк вызывал у меня приятные чувства, то его дружок мог довести меня до мигрени.

— Послушай, — сказала я, едва сдерживаясь. — Выходы из Терта перекрыты. Ты понимаешь, что это означает?

— Легавые? — спросил он, дрожа.

— Хуже! Легавые вместе с прессой. Мы полностью отрезаны от внешнего мира. Не догадываешься, из-за кого?

— Из-за меня? — Он сглотнул так, будто у него в горле застрял мраморный шар величиной с кулак.

Я кивнула.

— Они думают, что это ты убил Разз Ретрибушн. Но ведь это не так, верно?

— В-верно…

— Убийство репортера из нашей программы никому не сойдет с рук. Пресса почти что безраздельно правит в нашем полушарии. Тебя кто-то подставил. Возможно, Кабал.

— А кто это?

Я не успела ответить. На дороге раздался шум, от которого у меня волосы встали дыбом.

Его мог издавать только «Прайер»[8], репортерский вертолет. Он напоминает военные, только раза в три меньше их. Такой аппарат может приземлиться, где угодно. В нем сидит лишь один человек — журналист, он же пилот. Кроме него там еще есть робот-оператор, один к одному военная модель «Интегратор».

Казалось, что Столовский вот-вот упадет в обморок. Еще чуть-чуть — и его кожа станет такой же, как у альбиносов. Только веснушки оставались прежними.

После того как Айо Лэнг повесил на меня свое дело, я не могла думать ни о чем другом. Мне хотелось поскорее стащить информацию и взять Мондо за жопу. А Столовский, Дарк и оцепление только мешали этому.

Может быть, бросить Столовского здесь? Вертолет подберет его, и мне не о чем будет беспокоиться.

И тут у меня снова зажужжало в ухе.

Интересно, кто звонит на этот раз?

— Шевелись же!

Я бросила мопед у стены и потащила Столовского к ближайшей двери, понимая, что вертолет наверняка навели на нас сборщики пошлины.

Что ж, если мы нужны репортеру, пусть полазает в грязи.

Итак, я подтащила Столовского к крайней двери, видневшейся в ограждении. Вокруг, словно телохранители, выстроились дома. Они поднимались в высоту всего на четыре этажа, но если прибавить к этому спутниковые антенны и подобия осиных гнезд, прилепившиеся на крыше, то сломаешь шею, пытаясь увидеть вершину этого нагромождения. Наверное, сверху оно напоминает искореженный улей. Может быть, когда-нибудь мне удастся посмотреть на него с этой позиции.

Я перескочила через нагромождение всякого хлама и гулко ударила ногой в дверь, предупреждая жильцов о своем приближении.

Внутри стояла жуткая вонища, в которой вряд ли могли обитать люди. По звукам, раздавшимся за спиной, я поняла, что у Столовского слабый желудок.

Я посочувствовала ему… ровно секунду.

В помещении не было ничего, кроме нескольких досок. Столовский опустился на одну из них. Ее дальний конец обгорел, но она напоминала скамейку.

— Как думаешь, наверное, это пропитанное дерево, а? — сказала я, разглядывая грязного кота-мутанта с циркониевыми когтями, свернувшегося под доской и вылизывавшего себя.

— Как это — пропитанное?

— Вымоченное в пестицидах. Его поджигают и вдыхают дым. Мгновенный приход.

Он дернулся так, будто я ужалила его.

Кот, не обращая на нас внимания, вылизывал свой живот.

Несмотря на напряженность момента, меня разбирало любопытство. Этот мужик ведет себя, как овца, а мне нужна хоть какая-то информация.

— Слушай, Столовский, а ты вообще откуда? Где родился?

Его бледно-зеленые глаза затуманились. Губы задрожали.

— Из Ц-центральных земель. Меня завербовали в Мертвое Сердце. Мы… я сбежал. П-пожалуйста, не говори никому…

Теперь я понимала многое. Но только не плач. Сильные переживания никогда не вызывают у меня слез. Когда мне плохо, я чувствую злость, но если плачут мужики вроде Столовского, это приводит меня в замешательство. То ли мне поколотить его, то ли утешить? Словом, мне совсем не понравилось то, что он разревелся.

Может быть, просто пытается разжалобить?