Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге

Все вы видели заголовки типа «Это ваш мозг, когда вы влюблены», или «Мозг, когда вы завидуете», или «Счастливый мозг». Эти статьи неизменно сопровождаются впечатляющими изображениями мозга, переливающегося всеми цветами радуги, на которых с помощью томографа запечатлены буддистский монах во время медитации, жаждущий пьяница или студенты, выбирающие коку вместо пепси. Средствам массовой информации — и, судя по всему, даже некоторым нейробиологам — нравится привлекать нейрофизиологические основы человеческого поведения для объяснения всего на свете: от финансового краха Берни Мэдоффа[2] до нашей рабской преданности своим айфонам, сексуальной распущенности политиков, нежелания консерваторов признавать глобальное потепление и даже одержимости искусственным загаром (I)[3].

Мозг пользуется большим авторитетом и в вузах. Возьмите карту любого крупного университета, и вы сможете проследить, как нейронаука марширует из научно-исследовательских лабораторий и медицинских центров на юридические факультеты, в бизнес-школы, на кафедры экономики и философии. За последние годы нейронаука слилась со множеством других дисциплин, породив такие новые научные области, как нейроправо, нейроэкономика, нейрофилософия, нейромаркетинг и нейрофинансы. Прибавьте к этому рождение нейроэстетики, нейроистории, нейролитературы, нейромузыкознания, нейрополитики и нейротеологии. Мозг пробрался даже в такие незыблемые цитадели, как кафедры английского языка, где профессора спорят на тему, является ли сканирование мозга человека во время чтения отрывков произведений Джейн Остин[4] плодотворным изучением природы могучих сил воздействия литературы или же отчаянной попыткой привнести новизну в область, романтизм которой истощен психоанализом и постмодернизмом (2).

Очевидно, что мозг находится на пике популярности. Будучи некогда предметом узкого интереса нейробиологов, нейрофизиологов и неврологов, он нынче стал господствующей тенденцией в массовой культуре. На правах новоявленного культурного артефакта мозг изображается в живописи, скульптуре, на гобеленах, демонстрируется в музеях и галереях. Как заметил один умник: «Если бы Уорхол жил в наши дни, он посвятил бы серию шелкографии коре головного мозга, а миндалина[5] висела бы рядом с Мэрилин Монро[6]» (3).

Сама по себе перспектива путем изучения мозга разгадать самую сложную загадку, о которой когда-либо размышляло человечество, — загадку своей собственной природы — веками владела умами ученых и естествоиспытателей. Но никогда прежде мозг не захватывал воображение общества столь агрессивно. Главным источником этого энтузиазма стала одна из форм нейровизуализации, называемая функциональной магнитно-резонансной томографией (фМРТ) — инструмент, полноценно сформировавшийся приблизительно около двух десятилетий назад. Он позволяет измерить активацию различных участков мозга и отобразить ее в виде ставших каноническими ярких картинок, которые можно увидеть в научных рубриках ежедневных газет.

Изображения мозга сегодня заменили планетарную модель атома Бора в роли символа науки.

Будучи инструментом исследования биологических основ психики, нейровизуализация обеспечила науке о мозге заметное присутствие в культуре. Как заметил один ученый, изображения мозга сегодня «заменили планетарную модель атома Бора в роли символа науки» (4). Учитывая потенциальное обещание нейровизуализации «расшифровать мозг», легко понять, почему она так влечет к себе всех, кто хочет отдернуть занавес, скрывающий психическую жизнь других людей: политиков, надеющихся научиться манипулировать мнением избирателей; маркетологов, «прослушивающих» мозг, чтобы понять, что именно хотят покупать потребители; представителей закона, ищущих безотказный детектор лжи; исследователей природы зависимости, пытающихся измерить движущую силу соблазна; психологов и психиатров, ищущих причины психических болезней; а также выступающих в суде адвокатов, стремящихся доказать, что у их клиентов отсутствовал злой умысел и даже свободная воля.

Проблема лишь в том, что нейровизуализация ничего из этого не может — по крайней мере пока.

Писатель Том Вулф проявил свойственную ему прозорливость, когда писал об фМРТ в 1996 году, всего через несколько лет после ее появления: «Каждый, кто озабочен тем, чтобы встать пораньше и увидеть по-настоящему ослепительный восход двадцать первого века, будет следить за ней» (5). Теперь мы не можем отвести от нее глаз.

В чем причина подобной зацикленности? Во-первых, конечно же, в самом объекте сканирования — мозге. Мозг является самой сложной из всех известных нам структур в известном нам мире. Этот шедевр природы наделен способностью к познанию, которая намного превышает возможности любого компьютера из Силиконовой долины,