Финн вытащил из кармана деревянную зубочистку и, словно хирург, проверяющий перед операцией скальпель, критически ее осмотрел.
— Хороший вопрос, — сказал он наконец. — Ты слышал о лососе? Это рыба такая. Так вот, нечто, не зависящее от этих рыб,
— Нет, — качнул головой Кейс.
— Меня тоже что-то заставляет — и я не знаю, что именно. Если бы я захотел посвятить тебя в свои мысли, или назовем их размышлениями по поводу, это заняло бы пару твоих жизней. Потому что я очень долго думал на эту тему. И все равно я не знаю. Но когда эта история закончится, я стану частью чего-то большего. Намного большего. — Финн оглядел матрицу. — Но та часть, которая является мной сейчас, так и останется здесь. И вы получите свое вознаграждение.
Кейс подавил в себе бредовое желание броситься вперед и вцепиться руками Финну в горло, чуть повыше кое-как завязанного шейного платка. И чтобы под пальцами хрустнула гортань.
— Что ж, желаю удачи, — сказал Финн.
Он повернулся кругом, сунул руки в карманы и отправился в обратный путь по зеленой арке.
— Эй ты, засранец, — крикнул вслед ему Флэтлайн.
Фигура, полуобернувшись, остановилась.
— А что со мной? С
— Получишь, не бойся, — ответил Финн.
— О чем это вы? — спросил Кейс, глядя, как удаляется хлипкая, в мятой твидовой куртке, фигурка.
— Я хочу, чтобы меня стерли, — ответил конструкт. — Да я же тебе говорил.
«Блуждающий огонек» напомнил Кейсу пустынные по утру торговые центры, которые он знал подростком, малонаселенные кварталы, куда ранние часы приносили тревожную тишину — что-то вроде молчаливого ожидания, напряжение заставляющее смотреть, как вокруг зарешеченных фонарей над входами в неосвещенные магазины роятся мотыльки. Это были районы на самой границе Муравейника, слишком далекие от всенощного щелканья и дрожания горячего ядра. То же самое ощущение, что тебя окружают едва выходящие из ночного забытья обитатели абсолютно неинтересного тебе мира, ощущение скучных, временно оставленных хлопот, тщеты и бесконечного повторения, к которым вернутся пробуждающиеся люди.
То ли из-за больной ноги, то ли из-за приближения к цели Молли замедлила движение. Сквозь эндорфины начала простреливать боль, и Кейс не вполне понимал, что это значит. Молли молча стискивала зубы и тщательно следила за дыханием. Она прошла мимо множества неизвестных предметов, но Кейс потерял интерес к окружающему. Была комната, сплошь забитая книжными стеллажами — миллионы плоских листов пожелтевшей бумаги, стиснутых матерчатыми и кожаными переплетами, полки, отмеченные табличками с какими-то цифрами и буквами. Сверх всякой меры переполненная галерея, где Кейс секунду взирал, безразличными глазами Молли, на потрескавшийся, покрытый — искусственно, по трафарету — слоем пыли кусок стекла. Странный объект назывался — взгляд автоматически скользнул по бронзовой табличке с надписью: «La mariee mise a nu par ses celibataires, me me». Молли протянула руку, и по лексановому сандвичу, защищающему разбитое стекло, клацнули искусственные ноготки. Затем она миновала круглый люк из черного стекла, окантованный хромом, скорее всего — вход в криогенный блок Тессье-Эшпулов.
После тех двоих негров на тележке Молли никого больше не встречала; теперь они поселились в мозгу Кейса и вели некое воображаемое существование. Он представлял себе, как резиновые колеса плавно катят по коридорам «Блуждающего огонька», как блестят и покачиваются темные черепа, а усталый голос все еще напевает простенький мотив. Кейс готовился увидеть нечто среднее между сказочным замком Кэт и тайным святилищем якудз из своих полузабытых детских фантазий, но ничего подобного здесь не оказалось.
07:02:18
Осталось полтора часа.
— Кейс, сделай мне одолжение.
Молли неловко села на стопку полированных стальных пластин, обтянутых неровным прозрачным пластиком. Выпустив лезвия большого и указательного пальцев, она поковыряла надорванную упаковку верхней пластины.
— Нога не выдержала, понимаешь? Кто же знал, что придется столько лезть вверх, и эндорфин больше не помогает. Поэтому возможно — только возможно, понимаешь? — у меня возникнут сложности. И, если я загнусь здесь раньше Ривьеры… — Она вытянула ногу и стала массировать бедро через поликарбон и парижскую кожу. — …ты ему скажи. Скажи ему, что это я. Понял? Просто скажи, что это Молли. Он поймет. Хорошо?
Она скользнула взглядом по пустому коридору, его голым стенам. Пол из лунного бетона, безо всякого покрытия, и в воздухе висит запах эпоксидки.
— Вот же блядство, я даже не знаю, слушаешь ты меня, или нет.
«КЕЙС».
Молли сморщилась от боли, поднялась на ноги и кивнула.