Нейромант. Трилогия «Киберпространство»

– Питер? – 3-Джейн чуть тряхнула головой, на ее лоб упала прядь волос. – Питер становится довольно скучным. Наркотики – вообще скучная штука. Во всяком случае, – хихикнула она негромко, – когда их принимают другие. Как ты заметила, мой папаша был заядлым наркоманом.

Молли напряглась.

– Да ты не бойся.

Пальцы 3-Джейн поглаживали оголившийся живот Молли.

– Его самоубийство – результат моего вмешательства в работу морозильника. Понимаешь, я же ни разу с ним не встречалась. Я появилась на свет во время его последнего сна. Но знаю его я очень хорошо. Ядро знает все. Я видела, как он убил мою мать. Вот поправишься немножко, и я тебе покажу. Он душит ее в постели.

– Зачем он убил ее?

Здоровый глаз Молли сфокусировался на лице 3-Джейн.

– Он не принимал ее концепцию развития нашей семьи. Это она заказала постройку наших искусственных разумов. Мама была визионерка. Мечтала о симбиозе между семьей и этими ИскИнами, чтобы деловые решения принимались сами собой, без нашего участия. Даже, пожалуй, все наши сознательные решения. Тессье-Эшпулы должны были стать бессмертными, роем, где каждый из нас был бы частью некой большей сущности. Потрясающе. Я тебе прокручу ее записи, у меня их около тысячи часов. Но я маму никогда толком не понимала, а с ее смертью это направление было утрачено. Мы вообще утратили всякое направление. Зарылись внутрь самих себя. Теперь мы даже редко покидаем виллу. Я – исключение.

– Ты говоришь, что пыталась убить отца? Изменила программы работы морозильника?

3-Джейн кивнула:

– Я получала помощь. От призрака. Когда была маленькая, я думала, что в ядрах живут духи. Голоса. Одним из них был Уинтермьют – это тьюринговский код нашего бернского ИскИна. Кстати сказать, тебя направляет не весь этот мозг, а нечто вроде подпрограммы.

– Одним из них? А что, есть и другие?

– Другой. Но он давно со мной не разговаривал. Надоело, наверное. Я подозреваю, что оба они развились из определенных способностей, заложенных по маминым указаниям в исходную программу, но точно не знаю – мамочка была особой весьма скрытной. Вот. Выпей. – 3-Джейн поднесла к губам Молли гибкую пластиковую тубу. – Это вода. Много не пей.

– Ну как, лапочка? – раздался веселый голос Ривьеры. – Развлекаешься?

– Оставь нас одних, Питер.

– Играешь в доктора…

Неожиданно в десяти сантиметрах от носа Молли появилось ее собственное лицо. Безо всяких бинтов. На месте левой зеркальной линзы зияла наполненная кровью открытая глазница, из которой торчал длинный осколок серебристого пластика.

– Хидэо, – сказала 3-Джейн, гладя Молли по животу, – если Питер не уберется отсюда, сделай ему больно. Иди, Питер, поплавай.

Видение исчезло.

В темноте перевязанного глаза светилось – 07:58:40.

– Он сказал, что ты знаешь код. Питер сказал. Этот код нужен Уинтермьюту.

Внезапно грудь Кейса ощутила легкую тяжесть латунного ключа.

– Да, знаю. – 3-Джейн убрала руку. – Я выучила его еще ребенком. Думаю, во сне… А может, он был где-то в этой тысяче часов маминого дневника. Но, думаю, Питер прав, убеждая меня не выдавать код. Если я верно понимаю, потом придется выяснять отношения с тьюрингами, а к тому же духи – народ капризный и ненадежный.

Кейс вышел из симстима.

* * *

– Странненькая девочка? – ухмыльнулся Финн с экрана старого «Сони».

Кейс пожал плечами. Он повернул голову и увидел, как по коридору возвращается Мэлком, с обрезом в руке. На лице растамана сияла улыбка, голова его качалась в такт неслышимому ритму. Из кармана безрукавки к ушам тянулись тонкие желтые проводки.

– Даб, – сказал Мэлком.

– Ты что, охренел? – поинтересовался Кейс.

– Да все я нормально слышу. Вполне праведный даб.

– Ну-ка, ребятки, – вмешался Финн, – давайте на низкий старт. Сюда едет ваш транспорт. Я не обещаю множество роскошных трюков, вроде той картинки восемь-Джина, на которую купился швейцар, но подбросить вас к логову три-Джейн – за ради бога.

Когда в конце коридора из-под бетонной арки вывернула автоматическая тележка, Кейс как раз отсоединял переходник. Скорее всего, именно на ней ехали те негры, но теперь их не было. «Браун», намертво вцепившийся в обивку сиденья, дружелюбно подмигивал единственным своим красным глазом.

– Автобус к подъезду, – сказал Кейс Мэлкому.

20

Злость снова куда-то делась. Даже скучно как-то.

На тележке было тесно: Мэлком с обрезом на коленях плюс Кейс, прижимавший к груди деку и конструкта. Перегрузка сместила центр тяжести легонькой таратайки далеко вверх; неустойчивая, явно не предназначенная для быстрой езды, та все время норовила опрокинуться. Мэлкому приходилось наклоняться в сторону каждого огибаемого угла, что не составляло особых проблем при левых поворотах, так как Кейс сидел с противоположной стороны, но зато уж при правых поворотах растаман буквально размазывал его по скамейке.