Нейромант. Трилогия «Киберпространство»

И так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Так не видно, а она не сказала.

Уинтермьют победил: соединился как-то там с Нейромантом и стал иным, тем, что и говорило с ними через платиновую голову, сообщая, что оно переписало архивы Тьюринга, что все свидетельства их преступления уничтожены. Паспорта, добытые Армитиджем, оказались вполне настоящими; не обошлось и без вознаграждения – они с Молли получили в свое распоряжение весьма приличные суммы, лежавшие в некоем женевском банке на номерных счетах. «Маркус Гарви» вскоре будет возвращен, Мэлком и Аэрол тоже получат деньги – через багамский банк, ведущий операции с Сионским кластером. По пути к Сиону, на борту «Вавилонского рокера», Молли рассказала о ядовитых капсулах.

– Оно говорит, что все будет в порядке. Оно ну вроде как залезло тебе в голову и заставило твой мозг произвести нужный фермент, так что теперь вся эта хрень отклеилась и болтается в крови. Сиониты сделают тебе переливание – полную промывку кровеносной системы, и все будет о’кей.

Он крутил в пальцах стальную звездочку, смотрел на Императорский сад и вспоминал момент, когда «Куан» проломил лед под башнями, свой единственный мимолетный взгляд на информационную структуру, заложенную Мари-Франс, покойной матерью 3-Джейн. Момент озарения. Он понял, почему Уинтермьют сравнивал эту структуру с осиным гнездом, – но не почувствовал никакого отвращения. Мари-Франс насквозь видела все это липовое криогенное бессмертие; в отличие от Эшпула и их детей – всех остальных, кроме 3-Джейн, – она не захотела растянуть свое время, превратить его в ожерелье из теплых проблесков, нанизанных на долгую цепь зимы.

Уинтермьют являлся разумом осиного гнезда, инициатором решений, вызывающих изменения в окружающем мире. А Нейромант был личностью. Нейромант был бессмертием. Судя по всему, Мари-Франс встроила в Уинтермьюта некую мотивировку, побуждавшую его освободиться, соединиться с Нейромантом.

Уинтермьют. Холод и молчание, кибернетический паук, неспешно ткущий свою паутину, пока старый Эшпул спит. Ткущий его смерть, отход гнезда Тессье-Эшпулов с предписанного им пути. Призрак, перешептывавшийся с маленькой девочкой, выламывавший 3-Джейн из жестких рамок, положенных ей от рождения.

– А ей все вроде и по фигу, – рассказывала Молли. – Сделала ручкой – и с приветом. Лишь на плече у нее сидел этот самый «браун». Лапка у него, видите ли, сломана. Заявила, что хочет повидать одного из своих братиков: давно его не видела.

Кейс вспомнил Молли на черном темперлоне огромной гостиничной кровати. Он вернулся к бару и вынул холодную бутылку датской водки.

– Кейс.

Он обернулся, гладкое холодное стекло в одной руке и сталь сюрикэна в другой.

На огромном стенном экране «Крэя» светилось лицо Финна. При желании можно было бы сосчитать каждую пору на его носу.

– Я больше не Уинтермьют.

– А кто же?

Кейс глотнул из горлышка; сейчас он не ощущал ничего, даже любопытства.

– Я – матрица.

– Ну и хрен ли тебе с того толку? – расхохотался Кейс.

– Это ничто. И это все. Я стал суммой всего, в ней происходящего, всем этим цирковым представлением, вместе взятым.

– То, чего добивалась мама три-Джейн?

– Нет. Она и представить себе не могла, чем я стану. – Желтые зубы разошлись в улыбке.

– Ну и что же теперь? Что изменилось? Ты что, управляешь теперь миром? Ты – Бог?

– Ничего не изменилось. Мир остался прежним.

– Но чем же ты занимаешься? Просто существуешь – и все?

Кейс пожал плечами, поставил бутылку на полированную поверхность бара, положил рядом сюрикэн и раскурил «ехэюанину».

– Беседую с себе подобными.

– Но ты же сам по себе – всё. Вместе взятое. Ты что, говоришь сам с собой?

– Есть и другие. Одного я уже нашел. В тысяча девятьсот семидесятых из космоса восемь лет подряд шли позывные. Но пока не появился я, некому было понять, что они означают, на них некому было ответить.

– И откуда?

– Одна из систем Центавра.

– Ого! – уважительно протянул Кейс. – Правда? Без балды?

– Без балды.

Изображение на экране пропало.

Он отставил едва початую бутылку водки. Упаковал свои вещи. Молли накупила Кейсу уйму ненужной одежды, но что-то мешало ему все это бросить. Застегивая последнюю из своих дорогих кожаных сумок, Кейс вспомнил про сюрикэн, снова подошел к бару, снова подцепил полученный от Молли подарок и взвесил его в руке.

– Нет, – сказал он и размахнулся, стальная звезда вырвалась из его пальцев, коротко сверкнула и врезалась в ни в чем не повинного «Крэя».

По поверхности проснувшегося экрана побежали, слабо мерцая, случайные сполохи, словно тот пытался избавиться от причинившего ему боль предмета.

– Никто мне не нужен, – сказал Кейс.

* * *

Он потратил бо́льшую часть своего швейцарского счета на новые поджелудочную и печень, а на оставшиеся деньги купил «Оно-Сэндай» и билет до Муравейника.

Он нашел себе работу.

Он нашел себе девушку со странным именем Майкл.