Нейронная одержимость

Но Белькаллин был одержим только одним клубком дел. Столкновение на птичьем рынке. Попытка взять инфокурьера. Смерть экзарха Лассо. Потенциальная активность демона. Он увяз в деле настолько глубоко, что кажется, оно стало его второй кожей. Это словно старая рана, бесконечно сводящая с ума, но которой нельзя перестать хоть как-то заниматься. Даже сейчас, в пустых доносах, кафолик не раз спрашивал себя: может ли это быть связано с его делами?

— Анастас! Как дежурство? — весело говорит Субкаллин. Видимо, хлебнул пива на ночь глядя. Белькаллин не одобрял, но и не осуждал такое. Часы ночной смены могли тянуться очень и очень долго.

— Спокойно. Доносы читаю.

— Ты видел, что у Балагуровых творится?

— Угу. Кто-то щедро вступает в навоз.

— Какой-там навоз! В стопах Балагуровых прямо сейчас разносят невмами целые палаты, представляешь? Около полусотни шпилевиков разносят их в щепки, а шуты гороховые ни сном ни духом!

Витилий ещё не договорил второе предложение, как Белькаллин рванул к терминалу Эгрегора и вывел данные доносов по улью Скоморохов. Массовое столкновение. Эгрегор дрожит от невм и сообщений, причем очень много нарочито весёлых — словно кто-то отвлекает от реальной картины. Ещё один фрагмент загадки. Кому нужно устраивать столь шумные разборки прямо напротив центра города? Анастас видел эти фрагменты, словно куски головоломки, неясно подходящих друг к другу. Они вызывали в нём какие-то странные чувства. Связаны ли похожие дела? Возможно. Но не последнюю роль тут играл сам фактор боевого азарта, вызванного побегом аж целой демоницы и прямым приказом ипата не лезть не в своё дело.

— Я не в состоянии отпустить это дело, ибо я знаю, что где-то здесь спрятан ответ. Отравленная иголка уже в стоге сена, но коровы предпочитают жевать траву, — ворчит Белькаллин. Он выдыхает и решается вмешаться в дела чужого шпиля.

Короткое сообщение: рапорт о выходе на задение. Следующее — немедленная санкция на боевой выход гридней. Это было не в его юрисдикции — но Каллиники и так плотно завязли в делах Скоморошьего улья, так что никто не удивится, если они появятся вновь. Приказы разлетаются по сети, и ударная группа поднимается в ружьё, погружаясь на транспорты. Черех пять минут кафолик будет с ними. Через десять — возьмёт штурмом палаты, распространяющие в сети вокруг себя порчу техноколдовства.

Кафолику везёт, что ключевые иерархи спят. Они бы прекратили потенциальный скандал — пусть даже он бы и распутал клубок из нескольких заговоров. Но вот его коллеги не очень рады такому повороту — правда, только у одного хватает яиц попытаться его прервать.

— Анастас, разбери тебя диавол! — Витилий Субкаллин преградил проход.

— Не время, — делает шаг вперёд Белькаллин.

— Самое время. Ты понимаешь, что сейчас нарушаешь любую юрисдикцию.

— Мы — Каллиники, — веско возражает кафолик. — Мы духовная стража и Его меч. А прямо сейчас, возможно, в Подулье снова вырвалась тварь, буянившая в подулье несколько дней назад.

Субкаллин буравил взглядом коллегу с минуту, не более. Анастас уже всерьёз подумал, что придётся применить невмы, но тут Витиллий вздохнул и отошёл в сторону.

— Делай как знаешь.

Шпиль улья Комнин. Малые присутственные палаты васелевса.

Немолодой Михаил подошёл к моему месту, лежавшему одесную отца. Как всегда после горячих речей, он пропотел до тёмных пятен на рясе, а его глаза наливались самым настоящим Порайским огнём. К счастью — без свечения глазных имплантов. Для человека, перевалившего полсотни земных кругов, это могло быть несколько опасно.

— Брат мой и кесарь, прошу тебя, — торжественно выпрямился Михаил. — Сделай верный выбор. Который одобрил бы наш покойный Лихуд и который одобрит наш отец.

— Ты так говоришь, как будто речь не о проклятых денариях, — буркнул Мануил.

— Эти денарии могут спасти тысячи душ! — страстно отвечает мой старший брат. Мда, и этот человек ведь мог бы стать наследником престола и фактическим правителем Нижнедонска. Сколько же могли отожрать при нём «птичники»?

— Можешь раскрыть, брат? — я неопределённо махнул рукой, желая скорее позлить Михаила, чем действительно слушать очередную проповедь.

Пока мой старший брат Михаил пересыпал речь о выделении дополнительного бюджета чёртовым Каллиникам, я покосился на отца. Иоанн Комнин, васелевс и деспот Нижнедонска, отсутствующим взглядом наблюдал за огнями ночного подулья. Он пережил большую часть соперников — вроде древнего Ангелина Комнина и Виктора Мейендорфа. А ещё — почти половину собственных детей. Лихуда, наследника и моего брата. Шесть младенцев, не то удавленных, не то одержимых. Но ещё десять были живы и застали, как жизнь теплится в его теле только благодаря арканическим наукам и мнемотехнике. Я задумался, насколько ироничен был тот, что создал некогда весь мир и три киберпространства. Взять хотя бы монструозное здание, в котором мы заседали сейчас.