Нейрополитика

Лири завершает книгу предложением гарантировать всем нам право голоса в самом важном генетическом и политическом споре, который только знало человечество. Чьи дети должны унаследовать звезды? В стремлении понять это наши потомки будут дорожить этим честным эссе. Ведь они заходят знать, на что походило совершеннолетие человечества?

ЧАСТЬ 1: Сумерки земной политики

(Как мы сюда прибыли)

Мерой достижений человечества в вечности, являются десятилетия. В 60-ых годах каждый американец активно или пассивно участвовал в процессе культурного общения. Так получилось, что и я оказался вовлеченным в эти социальные изменения, как представитель шаманов — небольшой группы интеллектуалов инноваторов, стремившихся к получению, объединению и передаче возникших культурных сигналов.

Значение этого взрывного десятилетия будет оценено историей в свете последующих событий. И совершенно естественно, что другие люди, непосредственно принимавшие участие в них, выдвигают на первый план свои версии и теории произошедшего.

В январе 1960 года я был приглашен в Гарвардский университет, чтобы начать новые программы по изучению изменения поведения. Я был убежден, что психические заболевания поддавались лечению и что ограничения, накладывающиеся на интеллектуальную и эмоциональную функцию человека, вызывались статичными впечатлениями мозга и нервной системы, создавшими и сохранившими болезненные состояния пережитой травмы. Я предполагал, что нервная система является биохимической электрической сетью, способной к получению и созданию изменяющейся серии адаптивных факторов. И что существует химический ключ, находящийся в контексте данной теории, позволяющий изменять сознание. И тогда в духе времени Джона Солка (Salk, вирусолог), Александра Флеменга (Fleming, бактериолог), Лайнуса Карла Полинга (Pauling, химик) я предположил, что правильно используемый химикат явился бы средством излечения. И я выбрал карьеризм, как заболевание, при котором возможно излечить человеческую натуру.

1. Семена шестидесятых

Зародилась новая наука. Я предложил неврологический термин: понимание и контроль собственной нервной системы. Говоря простым языком, я полагал, что человек не знал, как использовать свою голову, и что статический, повторяющийся круговорот известный как нормальный ум, был самостоятельным источником «болезни» и что задача психолога — невропатолога состояла в том, чтобы открыть нейрохимию для изменений мозга. Учитывая новые имприты (отпечаток события в памяти) новых фактов и новых обусловленных последовательностей. Наши начальные эксперименты в Гарварде навели нас на предположение, что L.S.D. и мог являться таким препаратом [наркотиком].

Вначале 60-ых мы проверили эти гипотезы в ряде экспериментов, распределив L.S.D. среди нескольких сотен человек с целью философских изысканий, самопознания под безопасным медицинским надзором. При этом не произошло не одного несчастного случая или отрицательного трипа. Субъекты зачастую испытывали метамозговую активность и ощущали воодушевление от этих новых событий.

Результаты действия L.S.D. и других галлюциногенов привели нас к заключению, что органические нейрохимикаты могут использоваться в качестве инструментов для изучения нервной системы человека, а так же для того, чтобы расширить горизонты сознания ученых, дабы развить новые нервные контуры для приема, интеграции и передачи дополнительных синоптических импульсов.

Эти исследования оказались далеко идущими для свободы человека. Была создана новая наука. Как уже было написано выше, я предложил новый неврологический термин: понимание и контроль собственной нервной системы. И что более важно, зародилась новая мифическая концепция человеческой натуры. В индивиде было замечено наличие нескольких «умов» (определенных как нервные контуры), которые развиваются независимо друг от друга, но могут быть включены выборочно приспособившись, друг к другу. Один контур включает и настраивает множество других электрических контуров окружающих современного человека.

В 1960–1963 годах мы проверили эти теории в ряде объективных исследований в рамках программы тюремной реабилитации психоделической психотерапией (изменения индивидуальности). Гипотезы были доказаны.

90 % субъектов принявших участие в эксперименте больше не попадали в тюрьму. Мы продемонстрировали психометрическое улучшение индивидуальности. Это и являлось лучшим вознаграждением за наши труды.

Наши подопечные разделяли наш энтузиазм в отличие от медицинского руководства. Мы были достаточно наивны, чтобы понимать, что слишком много людей не хотели избавления от патологий, на которых они зарабатывали десятилетиями.

Бог знает, что я им понравился лично и что в сердцах они понимали, что мы правы, а они нет. Но личностный инерционный страх перед изменениями сделал своё дело.