— Огонь на первую машину! — командую я. — Шоня, Тоха — колёса и моторный отсек. Дженадин, Мерсана, Зоник — пулемётчика берём!
Несмотря на неудобные условия для стрельбы и прикрывающий нас пылевой хвост, статистика неумолима — знакомые звуки попаданий крупняка по кузову всё чаще. Наша противопулевая символическая бронька рассчитана на дробовики клановых, а не на патрон двенадцать и семь, который шьёт её, как бумагу.
— Есть колесо! — азартно кричит Тоха. Я вижу в зеркалах, как передняя машина теряет скорость и отворачивает, подставляя под наш обстрел небронированный борт. Ребята в азарте моментально сделали из него дуршлаг, но пулемёт успел-таки высадить последнее, прежде чем заткнуться.
Меня обдало красными брызгами так, что заляпало лобовик, и холодный голос военного врача в голове сразу сказал: «Без шансов». Я игнорирую горестные вопли сзади, сосредоточившись на том, чтобы удержать руль, и останавливаюсь только тогда, когда мы влетаем на Окраину, а оставшаяся машина преследователей отворачивает назад в пустоши. Меньше минуты, но медицинская помощь не нужна. Двенадцать и семь — страшный калибр, у Мерсаны почти оторвана голова прилетевшей в шею пулей. Думаю, и броня бы её не спасла, но пришло чуть выше, аккурат между воротником и шлемом. Не повезло.
На меня смотрят с нелепой надеждой, но я сразу качаю головой, и Дженадин заходится в истерических рыданиях. Все перемазаны кровью, из артерии хлестало, как из крана. Нам приходится искать дом с подключённым водопроводом, чтобы отмыть себя и машину, вытащив в окно шланг. Всё это время ребята мрачно молчат, и только Колбочка безостановочно рыдает, вцепившись в труп матери.
Вот и первые потери отряда «Шуздры». С неба с тихим жужжанием снижается маленький квадрокоптер, я беру его на прицел, и он тут же набирает высоту снова. Стрелять бесполезно, слишком мелкая мишень. Клановых на нас кто-то навёл?
Указав на беспилотник, командую грузиться. Мало ли кого ещё чёрт принесёт? Оплачем погибших потом.
Пепел Мерсаны развеяли со Средки, и ветер понёс его над низами, где она выросла. Совсем неподалёку павильон, где прошла её аренда, — стекло заменили, и там танцует другая женщина. Жизнь продолжается.
Вечером пьём за упокой. Дженадин, устав рыдать, только тихо всхлипывает, но глаза на мокром месте у многих. Они не привыкли терять. Раньше им было некого. В этом мире не было взрослых, а значит, не было и смерти, потому что дети в неё не верят. Теперь у них есть кого хоронить и с кем прощаться. Я принёс им этот дар и чувствую себя библейским Змием.
— Если бы они арендовались на общих основаниях, то просто включились бы сейчас, ни о чём не помня, — сыплет мне соль на раны тактичная Лирания.
— У всего есть цена, — отвечаю я расхожей банальностью.
— Не слишком ли большая?
— Походи по рынку, поторгуйся, — отвечаю я мрачно, и она затыкается.
— Вас показывают, — сообщает Дмитрий, включая видеостену.
По пустоши, искря вспышками дульного пламени, мчатся в пыли машины. Снято сверху, но камера хорошая, легко приближает пыльные лица с закушенными губами и объективы очков системы прицеливания. Как всегда — отличный монтаж, идеальная смена плана, проникновенный голос диктора, рассказывающего о «настоящих героях Городского фронта», которые «в бою с превосходящими силами противника, неся тяжёлые потери»… Сверху видно, что у клановых на вертлюге действительно НСВ «Утёс», штука старенькая, но надёжная и очень убойная. Судя по тому, как они азартно палят, патроны не в дефиците. Возможно, гипотетическая битва за Средку, о которой меня предупреждала Костлявая, вовсе не будет игрой в одни ворота. Зависит от того, сколько и чего ещё успели получить кланы. Может быть, «Городской фронт» ждут не менее интересные сюрпризы.
— Так это был съёмочный дрон, не наводчик? — спрашивает Кери.
— Одно другому не мешает, дро, — отвечаю я. - Вплоть до того, что клановых навели просто для красивой картинки. Сколько можно крутить нарезку той ночи на Средке? Вынесли мы их — «невероятный героизм». Вынесли бы они нас — «жестокое коварное нападение». Беспроигрышный расклад.
— Ты думаешь, что они это специально? — удивляется Шоня.
— Не исключаю. Но гораздо интереснее, кто эти «они».
Все переглядываются и пожимают плечами. Кажется, видеопропаганда тут анонимна, и кто её делает — загадка. И спросить-то некого, Калидия нас покинула и больше не объявлялась. Я подозреваю, что она и не в курсе. Верховная удивительно плохо контролирует доставшееся ей наследство.
— Не вини себя! — утешает меня Нагма.
Город внизу заливает неоновая ночь, и мне снова кажется, что туман поднялся выше. Кто-то вообще за этим следит, или всем плевать?
— Я военный врач, колбаса. Если бы я винил себя за всех, кто умер в моём присутствии…
— Ты винишь себя не за Мерсану, — отвечает проницательное дитя. — Ты думаешь, что зря втянул в это ребят.
— Наверное, ты права, — соглашаюсь я. — Для меня они ещё дети.
— Здесь все дети, ты же сам говорил. Театр Юного Зрителя!
— Боюсь, что за кулисами этого театра сидят очень взрослые и далеко не лучшие люди.