Нейрос. Крайм

— Прем, получается, всё кончилось? — спрашивает голосом, исполненным глубокого трагизма, Сегоний. — А как же я? Как же мы?

— Да как хочешь, дро. Был бизнес — было сотрудничество. Накрылся бизнес — накрылось и оно. По независящим, заметь, обстоятельствам. Просто, если мы останемся на Средке, нас, скорее всего, убьют. Вас, возможно, тоже. Просто за компанию.

— Но почему? — взвывает он, заблестев слезами в глазах.

— Почему мир так жесток? Так вышло, дро. В конце концов, давай будем откровенными — ни ты, ни твои ребята, ни наши клиенты — никто без Средки не умрёт. Просто немного меньше развлечений для сытых и благополучных вершков. Почти каждый из тех, кто тут гуляет, охотно поменялся бы с вами.

— Но я, но у меня…

— Отношения?

— Да, он… Не из верхних, в общем.

— Ему от тебя нужны только токи?

— Нет, ты что! Он не такой! — возмутился Сегоний.

— Так встречайтесь там, где это бесплатно. Город — это не только Средка, дро.

— Ты понимаешь, он занимается консумацией. В клубе ему платят за то, что клиенты заказывают напитки… А я больше не смогу быть клиентом!

— Если ты ему просто клиент, то ты ничего не теряешь. Если не только, то вы что-нибудь придумаете. Чёрт, Сегоний, ты уже большой мальчик.

— Ладно, прем, — всхлипнул он, — спасибо за всё. Ты нас многому научил, новые возможности, всё такое… Можно, я тебя поцелую на прощание?

— Не стоит, Сегоний. Рукопожатия достаточно.

Он меня всё же обнял, попрощался и ушёл, швыркая носом. Экий сентиментальный. Мне даже как-то неловко стало, хотя на самом деле я ничего ему не должен.

Я никому тут ничего не должен.

***

— Тохия?

— Просто Тоха. Спасибо, что не обломался за мной сгонять.

Девушка крепкая, хорошо сложена, с дерзкой причёской и множеством татуировок по всему телу. Довольно взрослая, лет девятнадцать-двадцать, так что смотрит на меня с привычной уже растерянностью. Сигналы, которые я подаю манерой себя держать, разговором, взглядом, моторикой тела, всей невербаликой, противоречат визуальной информации. Возникает диссонанс, на который люди реагируют по-разному. Чаще всего раздражением, недоверием, иногда агрессией. Древняя сигнальная система распознавания говорит им, что со мной что-то не так, а значит, я, возможно, опасен. Большинство потом привыкают, но чувство непонятной подсознательной неловкости остаётся.

— Тот самый прем, надо же, — качает она головой недоверчиво. — Пацан совсем. Лирка только про тебя и говорит. Я бы ей не поверила, если бы ты меня не рубанул однажды. Как тебе удалось?

— Так было надо. Ты бы её покалечила.

— Да, могла, — засмеялась она неожиданно приятным искренним смехом, — у меня крышу иногда срубает напрочь. Ты имей в виду, я девка отвязная, без башки, но ежели кто свои — за тех порву.

— Зачем тебе к нам, Тоха?

— О, у нас типа собеседование, да? — веселится девушка. — Давай сыграем в эту игру. Итак, я Тохия, или Тоха, лет мне девятнадцать, живу одна с пятнадцати, драться начала с шестнадцати, в семнадцать не чипнулась…

— Почему, кстати? — перебил я.

— В жопу кибство! Я сейчас жить хочу, а не через десять лет!

— В жопу так в жопу, — согласился я.

— Тут на Средке почти все чипанутые минимум по разу, так?

— Типа того.

— Я на них посмотрела и подумала: «Не, Тоха, эта срань не про тебя. У них башка так назад и не включилась!» В общем, лучше я по тыкве буду получать снаружи, чем изнутри.

— Принято. А к нам-то тебе зачем? Маши руками дальше.

— Да, блин, понимаешь, это тупо. Я люблю подраться, факт. Но сколько можно? Ладно, с Лиркой стало веселее, у меня прям второе дыхание открылось. Но если она сваливает, то мне совсем, типа, грустно.

— То есть, только из-за Лирки? У вас отношения?

— Не, — смеётся Тоха, — она упёртая гетеро, а жаль. Так что мы просто подруги. Предупреждая следующий вопрос — мне всё равно, был бы человек хороший.

— Понятно.

— Не, я не только за Лиркой прошусь. Понимаешь, хочу сделать что-то со всей это сранью, — она показала широким жестом, захватив им и Средку и башни.

— В смысле чего? — удивился я.

— Ты, прем, как к «кибернулям» относишься?

— Впервые слышу.

— Ну, блин, вы с Лиранией точно как с одного балкона упали. Она тоже меня иной раз вымораживает своим «А что это?». Движение против кибераренды «Кибернуль»! Ты чо! Нас все знают! От нашей поступи качаются башни!

— А ну, подпрыгни, — сказал я скептически. — Хочу оценить амплитуду.

—Это ж образно, — смеётся Тоха. — Не я эту дурь сочиняла.

— А кто?

— Да фиг знает. У нас конспирация, все шифруются, как пегли в мусорке. Но мы против кибства, однозначно.

— И что вы делаете?

— Пишем, что надо менять систему, вернуть рабочие места неарендным, запретить аренду с семнадцати, убрать промов и владетельницу… Ролики делаем. Я в одном снялась даже. Там выходит такой, типа, киб, и я ему, типа, такая — херась с ноги! И надпись: «Победим кибаренду! Свободу вольному найму!».

— И как, помогло?

— Ну, так… Ролик посмотрело человек двести, а потом его выпилили из сети. Жаль, я там круто выступила. Правда, в маске, чтобы не спалили. И татухи пришлось размыть.

— Раз вы такие шататели режима, почему ты хочешь уйти в корпу?