Нейрос. Крайм

Я уже хотел обругать Костлявую, которая обещала дать мне время до завтра, а сама… Но оказалось, что это моя гиперобщительная сестричка перезнакомилась со всеми в столовой и организовала местное комьюнити на благоустройство медицинского модуля. С детьми прибыли два широкоплечих клановых с силовыми имплантами, притащили вёдра с краской. Они посмотрели на меня с сомнением, но быстро вытащили всю мебель, кроме холодильника и диагностического оборудования, на защиту которых я встал грудью. Их накрыли тряпками, меня выставили и велели не возвращаться по крайней мере до вечера. Прихватил с собой несколько медицинских карт и толстый журнал наблюдений предшественника и укатил на моте в наш модуль. Может быть, однажды, уже скоро, я скажу «поехал домой», но пока нет.

***

В модуле обнаружил Лолю, задумчиво сидящую на стуле и смотрящую в стену. Надо какую-то защёлку, что ли, на дверь прикрутить, а то проходной двор.

— Прем, я типа извиниться. Что поспать не дала.

— Я же сказал, ничего страшного.

— Просто Шоня на меня наорала, мол, на према и так столько навалилось, он за нас всех отдувается, ещё и я, дура бесполезная, отдохнуть тебе не даю со своими глупостями.

— Ну, если тебе это интересно, ты не сумасшедшая. Там действительно был кросс-локус, то есть, дверь между мирами.

— Она и сейчас там есть, — кивнула Лоля. — Просто её не видно.

— А ты смогла бы её открыть?

— Не знаю, не пробовала. Если я её вижу, это не значит, что смогу коснуться. А ещё мне страшно, потому что всё очень тонкое. А зачем эту дверь открывать?

— Эту не надо. Но, может быть, потребуется открыть другую. Так что вовсе ты не бесполезная, никого не слушай. Скорее всего, Мультиверсум одарил тебя чем-то сродни таланту проводника. Так себе подарочек, да. Очень хорошо тебя понимаю, но мы все не выбираем, с чем жить.

— Тебя же тоже, того… Одарили? — спросила рассеянно Лоля.

— Да, было дело. Но меня как одарили, так и раздарили обратно. Может, и тебя однажды отпустит.

— Не, твоё никуда не делось, я вижу. Но тебя как бы зажало.

— Зажало?

— Ты внутри больше, чем снаружи. Поэтому сам себя давишь. Это как если освежителя дыхания флакон выжрать: брюхо крутит, а никак не просраться.

— Образно, — вздохнул я. — А что с сестрой, видишь?

— Она норм. Под ней мир не прогибается, как будто она ничего не весит. Мне, чтобы стать такой лёгкой, надо удолбаться так, что я помру, наверное. Так ты не сердишься на меня, прем? Я пойду?

— Ничуть не сержусь. Иди, конечно. И Шоне скажи, пусть тебя не обижает. Никакая ты не бесполезная, а очень даже перспективная.

***

Когда Лоля ушла, я завалился на кровать и раскрыл записи пропавшего доктора. Это оказалось нечто вроде журнала наблюдений, а вовсе не личный дневник, как я думал. Некий врач, имени которого я так и не знаю, годами наблюдал за жизнью клана, правда, в одном специфическом разрезе — с точки зрения здоровья, особенно здоровья детей.

Он вёл беременных, принимал роды, проводил педиатрическое наблюдение с первых дней и, увы, чаще всего до последних. Это десятки лет наблюдений в очень сжатой, ёмкой и деловой форме записанных мелким почерком в толстой амбарной книге. Настоящее научное исследование. Оно тянуло бы на докторскую, если бы здесь были научные учреждения, и если бы оно было завершено. К сожалению, неведомому коллеге, который несравнимо превосходит меня по квалификации и научным способностям, так и не удалось найти причину чудовищной детской смертности в кланах.

Он писал, что дети демонстрируют признаки самых разных системных заболеваний, чаще всего, аутоиммунного характера, но не укладывающиеся в стандартные диагнозы типа васкулитов. Он описывал симптомы: суставные боли, деформации костей и суставов, кожные высыпания, поражения ткани лёгких и почек, похожих на гранулематоз Вегенера. При этом наблюдались и симптомы, характерные для синдрома Кавасаки. Развитие гемолитической анемии, лейкопении, тромбоцитопении, а также неврологическая симптоматика от депрессий до острых психозов, напоминало о красной волчанке, но не было ни фотосенсибилизации, ни характерной «бабочковой» сыпи, ни повышения титра антинуклеарных антител. Не действовали глюкокортикоиды и цитостатические иммунодепрессанты, и, в конце концов, он исключил аутоиммунный патогенез, в котором был уверен сначала.

Читается этот сухой, перенасыщенный терминологией текст, как остросюжетный детектив — но убийца в финале так и не найден. Коллега был практически уверен, что имеет место некий невыясненный токсический фактор, фатально влияющий на перинатальную и раннюю натальную стадии развития. Но никакие анализы его не выявили, хотя он сумел доставить образцы в несколько наших лабораторий. При этом взрослые клановые не проявляют никаких признаков воздействия токсического агента, даже если живут с ребёнком в одном помещении, а городские дети, попадая в кланы, в тех же условиях растут и развиваются нормально.