Неискренне ваш

Кира ухаживала за ним с понятным рвением – ей хотелось своего ребенка, но она не была уверена в том, что Стас готов стать отцом. Поэтому то и дело пыталась всучить Виталика мужу, чтобы проверить, не изменилось ли что-нибудь. Сегодня ей снова пришлось констатировать, что Стас относится к Виталику хоть и благосклонно, но, мягко говоря, без фанатизма. Когда она собралась выгулять малыша и попросила мужа помочь вывезти коляску из квартиры, тот сделал мрачное лицо.

– А может быть, составишь нам компанию? – осторожно спросила Кира.

– Слушай, я иногда меняю ему штаны, но только потому, что он такой маленький, – сказал ей Стас, вталкивая коляску в лифт. – И еще не научился сам одеваться. Но накручивать километры по парку, проветривая его луженые легкие, у меня нет никакого желания.

Выставив жену из дому, Стас вернулся в квартиру и отправился на кухню чем-нибудь подкрепиться. Сегодня у него был загруженный день, и он ужасно устал. Но, несмотря на это, то и дело думал о Саше. Теперь, когда Борька уничтожил номер ее телефона, приходилось надеяться на то, что Саша позвонит сама. Она ведь хочет с ним объясниться! Вообще-то объяснение грозило стать тяжелым испытанием, но Стас почему-то совсем его не боялся. Наверное, потому, что просто ждать встречи с Сашей было для него удивительно. Ну а если она не позвонит, он выждет недельку, а потом встретит ее возле офиса.

До вчерашнего дня он часто думал о том, изменилась ли она. И даже шарил в социальных сетях, надеясь найти ее профиль. Но Саша нигде не светилась, и поиски не увенчались успехом. Когда же он столкнулся с ней нос к носу на бульваре, был поражен. Саша обрела яркость, которую при нем только начинала набирать. Яркость и внутреннюю силу. Одета она была вроде бы совсем просто, но… непросто. Возможно, какие-то детали, в которых Стас совсем не разбирался, делали ее такой эффектной. Опять же она поменяла прическу, экстремально укоротив волосы. И алая помада. Боже, как она ей шла! Стас все время смотрел на ее губы. И, конечно же, ему сразу же захотелось ее поцеловать, потому что он все помнил.

Интересно, когда Кира лезет к нему с нежностями по делу и не по делу, ей, наверное, тоже хочется целоваться? А его это всегда дико раздражает… Почему жизнь устроена так странно?

На кухне он застал мать и свою младшую сестру за поеданием голубцов. Сложив руки перед собой, как обычно делала Валя, он сказал противным голосом:

– Маруся, голубушка моя, ты же девочка. Почему ты закидываешь еду в глотку, как уголь в доменную печь?

Мама засмеялась, а сестрица подняла на него тяжелый взгляд и ответила:

– Тоже мне, «Монти Пайтон».

– Наложите мне голубцов, – потребовал Стас. – Или я вам тут помешаю?

– Чем же ты можешь нам помешать? – удивилась мама, потянувшись к сковородке. – Доставай для себя тарелку и вилку.

На кухне она распоряжалась, как главнокомандующий в штабе, и бестрепетно раздавала поручения, вместо того чтобы по-хозяйски хлопотать вокруг домашних.

– Ну, мало ли, – Стас сделал вредное лицо. – Вдруг вы делитесь тут своими женскими тайнами, обсуждаете мужчин.

– Чего вас обсуждать? – пренебрежительно спросила Маруся. – Вы простые, как портянки.

– Не знаю, не знаю. – Стас уселся за стол и воткнул в голубец нож. – А как же Оскар Уайльд или вот Антон Павлович Чехов? Разве они были похожи на портянки? Нельзя всех грести под одну гребенку.

– Ненавижу, когда ты так разговариваешь, – пробормотала Маруся.

– А я ненавижу, когда ты сидишь с мордой обиженной бульдожки. Ты стала дико злющей после того, как прогнала своего Корабельникова. Ты в курсе?

– И что? – Маруся подняла на него глаза. Глаза у нее были невероятными, и если бы нашелся художник, заприметивший их, он наверняка прославился бы своими женскими портретами.

– Раз он такой плохой, чего ты бесишься? – поинтересовался Стас.

Мама дипломатично молчала, аккуратно отрезая от голубца мягкий капустный край.

– А зачем он ушел? – злобно спросила Маруся, отбросив назад длинные волосы. Раньше это было горделивое движение, которое после пережитой драмы превратилось в просто раздраженный жест.

Стас закашлялся так, что у него слезы выступили на глазах.

– Я из-за тебя чуть не подавился до смерти, – сказал он. – Ты же сама его прогнала. Вот он и ушел.

– Мало ли что я его прогнала, – не унималась Маруся. – Если он меня любил, то не должен был просто так уходить.

– А как? С песнями и плясками?

– Он должен был попытаться Марусю вернуть, – мягко пояснила Светлана Дмитриевна, глядя на Стаса с любопытством.

– Ага, вон оно что, – завелся тот. – Тебя, значит, посылают за горизонт, а ты должен брякнуться на колени и стоять, раскачиваясь и разрывая рубашку на груди? Демонстрируя всему свету свое неизбывное горе?

– Что-то вроде того, – ответила Маруся с упрямым выражением на лице. – Если бы он сразу не убежал, сверкая пятками, я бы наверняка передумала.

Она встала и, сунув тарелку в раковину, сказала, обращаясь к брату:

– Помой посуду за то, что тебя так вкусно накормили.

– Угу-м, – пробормотал тот с набитым ртом.

– Иди уже, пока он не прожевал, – махнула рукой Светлана Дмитриевна.