Неискренне ваш

Оставалось надеяться, что благоразумие и дальше будет побеждать все эти внезапные порывы. Тем более что о преданности Варжика законной супруге ходили легенды. Он был женат на польке, в которую влюбился еще в юности, а предложение сделал лишь спустя пятнадцать лет. Возраст соскоблил позолоту с внешности его жены, но невероятный шарм и умение привлекать к себе внимание все еще оставались при ней. На корпоративных вечеринках многие мужчины не сводили с нее глаз.

– Если вы не возражаете, остальные вещи я перенесу сюда завтра. Когда приказ будет подписан, тогда уж…

– Экая вы, оказывается, буквоедка, Александра. Но ключи – у вас. Захочется полюбоваться новым видом из окна – можете заходить и сидеть тут хоть весь день.

– Вряд ли вы разрешите мне целый день считать ворон, – улыбнулась Саша.

Когда Варжик ушел, она еще раз огляделась по сторонам и, бодрясь, подмигнула зайцу.

– Интересно, почему я не скачу от радости? – обратилась она к нему с вопросом. – Так ждала, так надеялась, мечтала, можно сказать. И вот я тут, и – ничего. Это Горохов во всем виноват. Если бы он не обрушился на меня со своим младенцем, я бы от восторга уже до люстры допрыгнула. Боже мой, – вице-президент, в мои-то годы!

Заяц скептически смотрел на нее.

– Ну, почти вице-президент, – недовольно поправилась Саша. – Одной ногой вице-президент. Нет, это плохое сравнение. Одной ногой бывают в могиле, а тут речь о высокой должности. Фу, как странно у меня на душе, как муторно.

Она подергала себя за воротник, словно он мешал ей дышать. «Все-таки нужно дождаться приказа, а потом уж ликовать», – подумала она, хотя и сомневалась в том, что примется ликовать при виде документа с подписями и печатью. Завтрашнее утро покажет. Возможно, завтра робко примеренная новая должность сядет на нее как влитая.

Саша отправилась в свой пластиковый закуток, по дороге то и дело останавливаясь переброситься парой слов с сослуживцами, которым не терпелось выспросить у нее все подробности нового назначения.

– Я еще ни в чем не уверена, – отбивалась она от поздравлений.

– Но Варжик дал вам ключи от кабинета, – наставила на нее указательный палец заместительница главного бухгалтера. – И все знают, что его слово – это все равно что золотое яичко курочки Рябы, его ничем не испортить.

– У сказки про Рябу плохой конец, – напомнила Саша и, не сдержавшись, раздосадованно воскликнула: – Марья Прохоровна, я не то чтобы суеверна, но…

Договорить она не успела. Бухгалтерша с неожиданной силой схватила ее за запястье и, расширив глаза, впилась взглядом в кого-то за Сашиной спиной. Этот кто-то шел по проходу, отчетливо поскрипывая ботинками.

– Боже мой, он! – прошипела Марья Прохоровна Саше в лицо и тут же отступила, заулыбалась и заискрилась, как шар из фольги, в который ударил свет прожектора.

– Кто? – тупо спросила Саша и хотела было обернуться, но бухгалтерша не дала ей такой возможности.

Она цапнула собеседницу за другую руку, причем гораздо больнее, чем раньше, и дернула на себя.

– Делайте вид, что мы просто разговариваем друг с другом, – выдохнула она. И тут же загарцевала на месте, сверкая очами.

Саша, которая чуть не повалилась на пол, когда Марья Прохоровна применила свою недюжинную силу, даже возмутиться не успела. Краем глаза она все-таки успела заметить, кто так взбудоражил бухгалтершу.

Ну, теперь понятно. Тарханов! Муж Гламурной воблы Маргариты. Этот тип здесь не работал, но появлялся регулярно, чуть ли не каждый день. К нему все привыкли, как к кофейному автомату в коридоре. То он привозил жену на службу, то встречал после службы, а иной раз являлся просто так, порадовать ее коробкой засахаренных апельсиновых долек или букетиком ромашек. Он был примерным и любящим мужем и не стеснялся проявлять чувства. Женская половина коллектива сходила по нему с ума. Тарханов был из тех типов, которым все дано от рождения – смазливая морда, рост, породистая осанка… Хотя над бицепсами, наверное, он трудился сам. Ну и, конечно, сам решал, сколько дней ему не бриться, чтобы выглядеть неотразимым мачо.

Саша никогда мужа Гламурной воблы пристально не разглядывала, и уж точно не стала бы вцепляться в какого-нибудь сотрудника, как оголодавший кот в авоську с рыбой, если бы тот вдруг заговорил с ней. Тарханов иной раз из вежливости действительно заговаривал с дамами, отпуская скупые и оттого особенно сладкие комплименты. Шептались, что его голос обволакивает, как озерный туман, и действует подобно наркотику. Вероятно, Марья Прохоровна прежде уже бывала одурманена этим типом, потому и вела себя сейчас как душевнобольная.

Когда Тарханов поравнялся с ней, она странно вывернула голову и сдобным басом сказала:

– Здра-а-а-авствуйте!