Неискушенные сердца

— Немного. Я помню маму. Она была красивая, нежная и пела мне такие хорошие песенки! А еще — я не знаю, приснилось мне это или нет — я играла в поле, рвала цветы, и надо мной порхали какие-то яркие, пестрые создания. Кажется, они назывались папильоны… Если меня от сюда когда-нибудь выпустят, я сама, как они, стану летать от цветка к цветку, — созналась Тэбби, едва дыша, осторожно высовываясь из своего кокона.

— Папильон — бабочка по-французски. Бабочки существуют на самом деле, они тебе не приснились. Я точно говорю.

Парис слушал Тэбби, а сердце ныло и обливалось кровью. Он чувствовал себя виноватым — за десять лет ни разу не вспомнил про девочку. И понимал — надо исправлять положение. Тэбби так похожа на сестер — уж не из Кокбернов ли она? Если бы докопаться до истины. Но он во что бы то ни стало узнает правду, непременно, ради нее. Парис улыбнулся.

— Знаешь, у нас есть обычай — никогда не приходить к леди без подарка.

— И вы мне что-то принесли? — Тэбби недоверчиво посмотрела на Париса.

— Да, принес. И хочу, чтобы ты улыбнулась, когда получишь это.

Он полез в карман камзола и вынул бледно-зеленые ленты, купленные для Дамаскус.

Улыбка изумления и восторга осветила личико Тэбби, Девочка осторожно потрогала нежную ткань. Их глаза встретились и замерли друг на друге. Казалось, время остановилось .. Для Тэбби эти ленты были сейчас не только залогом дружбы с внезапно явившимся незнакомцем, но и символом надежды, едва не потерянной навсегда.

Глядя на чистое, прелестное лицо Тэбби, Парис ощутил сильнейшее желание защитить ее от грубой реальности мира С каждым ударом сердца он все острее чувствовал: между ними возникает необъяснимая связь, которая может соединить их навечно.

— У меня красивые волосы, если их распустить, — призналась девочка.

— Они такого же цвета, как мои. — Парис пробежался пальцами по густым кудрям.

Знакомый жест, подумала Тэбби. И вдруг…

— Я вас вспомнила! — В ее голосе слышалось обвинение. — Это вы увезли меня от мамы и засадили сюда. Я вас ненавижу! Я всегда вас ненавидела!

Парис поразился — она способна ненавидеть? Нет, он не позволит считать себя причиной несчастья! И Парис Кокберн, никогда в жизни ни перед кем не оправдывавшийся, стал просить Тэбби правильно понять происшедшее десять лет назад.

— Я был мальчиком. Твоя мама умирала, она умоляла отца забрать тебя и устроить туда, где о тебе позаботились бы. Мне очень жаль, я ни о чем не могу его спросить, он тоже умер.

Тэбби молчала. Парис торопливо добавил:

— Я попытаюсь выяснить, как и почему ты попала сюда, но не знаю, удастся ли. Единственное, что могу обещать: тебя здесь больше пальцем никто не тронет. И, может, я сумею свозить тебя куда-нибудь разок-другой. А теперь, пока не вернулась миссис Грэхэм, давай попрощаемся. Впрочем, нет, я лучше скажу: оревуар, до свидания. — С этими словами он открыл дверь и позвал миссис Грэхэм.

Та появилась подозрительно быстро. Холодным тоном Парис Кокберн произнес:

— Я решил удвоить взнос, но вы должны выполнить определенные условия, миссис Грэхэм.

В черных глазах мелькнул интерес.

— Никогда больше не бейте этого ребенка. В против ном случае я не просто перестану давать деньги, но и рассчитаюсь с вами, миссис Грэхэм. — Он произнес угрозу так тихо, что у начальницы по спине пробежали мурашки. — И еще: я думаю, каждое воскресенье детей надо куда-то водить. Мы живем в красивой стране, миссис Грэхем, и для здоровья гораздо полезнее очищаться от дьявола на природе.

— Как скажете, милорд. — Она согласно кивнула, а про себя подумала: «Еще до захода солнца я разберусь с этой маленькой дрянью, ваша светлость!»

Парис встретился со своими людьми в таверне на Хай-стрит. Он никак не мог избавиться от тягостного чувства. Да, гнетущая атмосфера сиротского приюта была способна тронуть и самую легкомысленную душу. Она давила, пригибала к земле, лишала небесной выси, красок жизни. Обнаружив, что душевная тяжесть не сменяется легкостью даже после второй порции виски, Парис обратился к своим спутникам:

— Слушайте, ребята, пора ехать домой. Седлайте коней, а я наверх, за вещами.

Имение Кокбернспэт располагалось в тридцати милях от Эдинбурга. Дорога занимала часа четыре езды через приграничные земли, самые красивые в мире места. Первые пять миль до Масселбурга путь лежал мимо сельских домов и маленьких ферм, а дальше — по диким Ламмермурским холмам, каждый сезон менявшим цвет. Сейчас они стояли пурпурные от вереска, а через месяц порыжеют от засохшего папоротника. Кое-где виднелись пятна озер и ельников. Отряд Париса ехал напрямик, по бездорожью, по болотам, вброд преодолевая реки. С каждой милей все сильнее пахло морем, и мужчины полной грудью вдыхали соленый запах. Через три часа после выезда из Эдинбурга всадники прибыли в Кокбернспэт. Деревеньки на этих землях процветали. Огромные молочные стада, гурты овец паслись на пологих склонах, ведущих к замку. Прекрасное зрелище, но чем ближе они были к дому, тем сильнее Париса одолевали дурные предчувствия. Они спешились уже в сумерках, сестры и слуги встретили Париса почти в истерике.