Неисправимый бабник. Книга 2

Сидоренко так раскраснелась, что даже вспотела. Села на свое место и закрыла лицо ладонями. Профессор Павлов широко улыбался, и глаза его горели как угли.

– Давайте следующий!

Студент Овчаренко вытянул руку, встал и сказал:

– Ленин был против коллективных методов любви, он всю жизнь любил Надежду Константиновну и Инессу Арманд. Только история КПСС об этом умалчивает и как-то стыдливо называет эту шлюху, ой, простите, оговорился, эту великую женщину партийным товарищем вождя мировой революции. Почему? Да потому, что у него не было и не могло быть коллективных детей. Ленин был за коллектив, но против коллективных детей, а комсомолка Сидоренко хочет, чтобы у ее ребенка было много отцов, а мать одна. Если бы мы поучились у загнивающего Запада и выпускали всякие противозачаточные средства, тогда другое дело. Это по поводу выступления комсомолки Сидоренко. А что я жду от коммунизма? Я жду открытия железного занавеса, мне хочется посмотреть, как живут другие народы, а то мы тут живем внутри железного занавеса, да еще в закрытом городе. Это неправильно. Почему к нам не едут пролетарии и капиталисты из других стран, чтобы посмотреть, как мы живем, чтобы воочию убедиться в преимуществах социализма и коммунизма над загнивающим капитализмом? Лично для себя я желал бы иметь хоть один новенький костюм, шляпу, галстук и туфли на толстой подошве. Больше мне ничего не нужно. Как и комсомолка Сидоренко, я могу отдать коммунизму все самое ценное – свои симпатии и даже любовь.

Комсорг Эдик Литвиненко, не поднимая руки, встал и начал толкать речь:

– Сначала надо освободить народы Европы и Америки от ига капитализма и только потом открывать железный занавес. Поскольку партия во главе с мудрым ленинцем Никитой Сергеевичем Хрущёвым нашла возможность построить коммунизм в одной отдельно взятой стране, железный занавес ликвидировать нельзя. Голодные народы капиталистических стран ринутся на нас и все растащат: нам снова придется вернуться в голодный социализм. Я от коммунизма жду немного. Мне нужна квартира, хорошая зарплата, так чтоб я мог приобрести все сочинения Маркса-Энгельса-Ленина и… Хрущёва. А коммунизму я отдаю всего себя.

– Студент Блажкунов просит слово, – сказал озадаченный профессор, – прошу.

– Я как профорг жду от коммунизма только санатории и дома отдыха и чтоб в моем распоряжении был хоть один автомобиль. И мне нужен не один костюм, как Овчаренко, а по крайней мере три. Если будет соблюдаться принцип «от каждого по способностям – каждому по потребностям», то мои требования вполне вписываются в этот постулат. Что касается коллективных браков, я был бы не прочь, но с тем условием, что, когда мне такой способ любви надоест, – я мог бы выйти из него. А коммунизму я отдаю свою любовь, как и все.

– Дайте мне, дайте мне выступить! – почти кричал студент Лозицкий. – Я хочу, я хочу, разве я не имею права?!

– Вам слово, студент Лозицкий, – великодушно сказал профессор.

– Я не собираюсь комментировать мнения предыдущих товарищей и разводить всякую гнилую философию. Я без предисловий. От коммунизма я жду изобилия: колбасы, пусть даже ливерной, сметаны, молока, пусть даже порошкового, рыбы камсы, горохового супа и белого свежего хлеба. А, еще картошки! А так я готов ходить с голым задом. У меня только брюхо ненасытное, как при буржуазном строе. Мне не нужна эта духовная пища, ни Маркс, ни Энгельс мне не нужны, ну их к бесу! Написали: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь или совокупляйтесь» – и будет с них. Я это хорошо усвоил, как и все другие обещания, а мне конкретно подавайте – колбасу, колбасу… ливерную колбасу с хрящами из конских хвостов, я согласен.

Лозицкий сел и уронил голову на парту. Его стали тормошить, но он не реагировал.

– Возьмите три рубля, – сказал профессор, доставая трешку из портмоне, – купите ему булочку с повидлом. Видать, стипендия кончилась у бедного парня.

– Скажите, профессор, как мне побороть свой индивидуализм? – спросил студент Разгильдеев. – Я способен любить только одну девушку, я только на одной могу жениться и иметь с ней детей. И если кто вздумает вовлечь мою жену в коллективный секс, я буду драться.

– Не переживайте. Семья еще долго сохранится как таковая. Люди сами решат, сохранить им семью или отказаться от нее. Давайте перейдем к другим вопросам.

10

– Можно мне? – подняла руку Алла Мазурова. – Как известно, труд унижает человека, и я при коммунизме работать вовсе не буду. Я не желаю работать. Можно ли мне будет брать по потребности то, что я хочу?

– Милая девушка! Только при капитализме труд унижает человека, а при коммунизме, наоборот, он возвышает его, делает лучше, благороднее, – сказал профессор. – Вы же поймите, вот вы, например, берете капиталистическую лопату и кидаете раствор на капиталиста, вернее, вы работаете на капиталиста. А при коммунизме что? Вы берете коммунистическую, нашу лопату и кидаете раствор на себя…

– На коммунизм!

– Закидаем его раствором и подождем, пока не схватится…

– Не шумите, товарищи, я, видимо, неясно выразился… Так что, товарищ Мазурова, думаете насчет лопаты?