Неисправимый

— Работы невпроворот, уматываешься. Пашешь, пашешь, вдруг хлоп — и заснул. С открытыми глазами.

Это он как бы оправдывался за свой ступор, который никаким ступором не был. Знал бы, что чудики всё видели, по иному бы стал разговаривать.

Глава 32. Помню тебя

Всё вышло так, как задумывал Том-Зунгалла. Программа по чистке была утверждена в Сенате и щедро проплачена Министерством финансов. К делу был подключен Пентагон, сам Зунгалла назначен руководителем Бюро Нормализации, занимающегося санацией и оздоровлением межнациональных отношений.

Быстроте принятия подобных мер разумеется же поспособствовал отчетный доклад директора Совета Безопасности на Конгрессе ведущей державы мира, где конгрессмены постановили — денег не жалеть.

Зунгалла был быстр и беспощаден. Оставалось только удивляться, насколько остр его нюх на врага. Выявлял мгновенно, среди множества тропинок находил одну-единственную, которая четко приводила его к цели, и карал, карал, карал. В операциях участвовал лично, удивляя профессионалов скрупулезным знанием приемов рукопашного боя и звериной реакцией. Раньше за ним такого не водилось, как подменили человека.

И ведь помогало, да еще как. Тайное противодействие, активно мешающее деловому миру, начало ослабевать.

Затем так же резко, как начал, Зунгалла отошел от оперативно-разыскной деятельности и занялся чистым администрированием. Сколачивал и отправлял отряды головорезов-добровольцев в разные точки мира, где те осуществляли санацию заблудших овец, порою сбитых в дружные стада. Оздоравливать стада было даже легче, чем отдельно взятых овец, только патронов уходило больше.

Разумеется, он никому не стал объяснять, что личное его присутствие в операциях больше не требуется, ибо исчезла причина, движущая сила противодействия. Земные воплощения Братьев Света превратились в зеро, в прямоходящих приматов, так как их покинули самораспаковывающиеся матрицы прогрессоров. Уж как просился на волю Саламанта, как просился, но Том был непоколебим. Саламанта был ему нужен в качестве анализатора, камертона, чутко реагирующего на присутствие незваных прогрессоров. Дабы, в случае их вторичного появления, немедленно приступить к принятию необходимых мер.

Отдельно надо сказать о Зунгалле. Сия личность была подвергнута Томом остракизму, посажена на цепь и наделена единственным правом — отвечать на вопросы, задаваемые ей Томом. Вопросы были немудреные и касались быта и характера Зунгаллы, чтобы не шибко бросалось в глаза, что у тела новый хозяин.

Из земных воплощений, слившихся с плотью, Том успел уничтожить лишь Хрума, Теренса и Буку, остальные прогрессоры, видя такое бедствие, поспешили смотать удочки.

И остались их последователи наедине со своими глобальными проблемами, не понимая еще, что эти навязанные проблемы им не по зубам, что они их скоро раздавят, размажут, сотрут в порошок. Никакая отвага не спасет войско, если его покинули грамотные, знающие командиры…

Коротающий на цепи свой постылый безутешный век Зунгалла со злорадством замечал, как волк-одиночка, борец за справедливость Том Лоу быстро превращается в холуя-чинушу, ярого поборника и защитника того строя, против которого восстал и бесславно погиб. Подох, как подзаборная шавка, и похоронен под пошлым псевдонимом. Злорадство это Зунгалла тщательно скрывал, дабы о нём не узнал даже Саламанта, который, кстати, уже подкатывался с предложением произвести переворот. Не дело, мол, что самозванец на троне. Зунгалла ответил, что не время еще, узурпатор силен. Обещал подумать…

Наружная дверь была как всегда нараспашку. «Уж хоть бы закрывался, — подумала Фрося, входя в сени. — Никак не приучится, будто маленький. И крючок есть, и засов».

Постучавшись и не услышав ответа, она заглянула в комнату.

Отец Михаил сидел на топчане и смотрел перед собой. Кровать была убрана, сам он одет в белую рубаху и черные брюки. Что за праздник?

— Почему не отвечаем? — заходя, бодро спросила Фрося. — Я вот беляшики принесла. Сама пекла.

Он не ответил. Сидел себе и смотрел перед собой с мечтательным видом.

— Эй, — позвала Фрося. — Вы не спите?

Никакой реакции.

Она подошла, заглянула ему в глаза. Глаза были совершенно пустые.

«Господи!» — подумала она, отпрянув, но тут же, к счастью и собственному облегчению, вспомнила рассказ отца Михаила о великих праведниках, кои, пребывая в Божьей благодати, духом своим могли путешествовать по Небесной Обители. Бывало, что по три дня не выходили из убогих келий, не ели, не пили, не справляли нужды. И тогда, ежели к ним зайти, в келью-то, они были и не живы, и не мертвы. На ощупь холоднее, чем обычно, но теплые, а сердце билось редко-редко. Лучше их было не трогать, дабы ничего не нарушилось. Никто их и не трогал, и по возможности каждый прихожанин предупреждался, что, к примеру, отец Иоанн общается с Богом, просьба не беспокоить.

Фрося вынула из сумки кастрюлю с беляшами, пакет с винегретом, выставила на стол… и увидела записку. Отец Михаил не поставил её торчком, поэтому она сразу не привлекла внимание.