Неистощимая

– Ребяты! Сегодня вы, мать вашу, хозяева жизни, на хрен! – Заговорил Храпунов. – Вы, мать вашу, на хрен. Не эти пидарасы, на хрен, со своим траханным Движением, которым насрать на трудового человека. Им, мать их поперек и вдоль, насрать, что фабричный или мастеровой, на хрен, человек девятый хрен без соли досасывает! Им, мать их, жидам, на хрен, трудовой человек до письки дверца! В рот их трахать, мать их, в Движении ихнем! Пущай, на хрен, поброются спервоначалу, на хрен! Все, мать их, бородатые козлы, на хрен! Вы хозяева! Все ваше, мать вашу в ррот! А эти, на хрен, поголовно жиды, мать их! Все жиды, мать их, на хрен! Хрен они мастеровому человеку, мать их, насоветуют, на хрен! Хрен! Хрен!

Слитное движение, словно бы одна общая дрожь, прошло по толпе. Никто не проронил ни слова, только кто-то прошептал восторженное «блиииин» и сразу же получил тычок под ребра – никшни! Никшни, сука!

– Они, мать их лежа и стоймя, в этом траханном Движении своем, думали, что нас, фабричных, теперь раком поставят. А хрен! Хрен, мать их, на хрен! Пидорасы, мать их! Хрен им в рот и в жопу! Все клево станет, только слушайте сюда, мать вашу! Все станет наше, на хрен, все, на хрен, наше! – В совершенной тишине он всей грудью вдохнул, чтобы продолжать; слышно было, как фыркают лошади, и казалось, что это говорящий с таким хлюпающим звуком набирает в грудь новую порцию воздуха.

– Теперь, мать вашу лежа и стоймя, слушай сюда, братовья! В Зимнем тайну знают – где есть она, на хрен! Водяра, на хрен, водяра!

Страшный шум, словно бы звук тяжелого тропического ливня, прошел по толпе, но Храпунов вновь поднял руку и вновь мгновенно все стихло.

– А мы, мать их, спросим, на хрен!

Шум вновь поднялся и вновь стих.

– На каждом, мать вашу, заводе, на каждой фабрике, вашу мать, – чуть тише заговорил Храпунов, но бас его все так же и даже теперь глубже, утишенный, падал в души, – надо, братовья, мать вашу, сами распределять водяру, на хрен. Самим, мать вашу! Чтоб по справедливости! Каждому, на хрен! Каждому!

– Слава Кузьмичу! – тонко завопил в толпе одинокий голос, тут же заглушенный чудовищным общим криком. – Слава Кузьмичу! Слава, на хрен, слава!.. ава! …ава!.. ааа!..

Храпунов опять поднял руку.

– А чтоб, на хрен, не разосрались меж собой, я, мать вашу, на каждый завод пришлю комиссара своего. И все станет зашибись, вашу мать, ребята! Станете немеряно водку жрать, в экипажах, на хрен, ездить, осетрину кушать, на хрен! Дорогих баб трахать! И ни хренища не делать, ровно господа! Драной письки делов! Потому что все, мать вашу лежа и стоймя, будет наше! А водяра, на хрен, из источника бьет – я, мать вашу, точно знаю – как цельная, на хрен, река – неистощимо, на хрен! Неистощимая, на хрен, река! Все поделим, на хрен, по справедливости и упьемся в сиську, мать вашу поперек и вдоль! Согласные, на хрен?

Храпунов махнул рукою с картузом, и, словно бы подчиняясь жесту дирижера, вся запруженная людьми площадь ответила одним слитным, как эхо, отзвуком:

– …аше! …ать! …аше! – И вибрирующее вновь раздалось сразу в нескольких местах толпы: – Слава Кузьмичу! Слава Кузьмичу, мать его! – вместе с ответным: – …ава! …чу! …ать!

Дирижер поднял руку, и все немедля стихло.

– С этими козлами, мать их, в Движении не хрена даром и базлать, пока вся власть не перейдет, мать его сзади и спереди, в руки трудового человека!.. Фабричного, мастерового человека, в рот его трахать!

Тут Храпунов на долю секунды вновь замолк, словно представляя для себя, какого именно трудового человека он имеет в виду.

– Пока это траханное, блин, Движение полностью не разосрется с кровопийцами, на хрен. Ведь пьют, мать их, нашу кровь, на хрен! Пьют, на хрен, братовья! – тут Храпунов сделал рукою некий не совсем определенный жест, словно бы желая указать непосредственно на кровопийцу. – Но кровь трудового, мать его, человека неистощима, как водяра! Неистощима, мать его! Кажинный, кто спробует, захлебнется, мать его лежа и стоймя, нашею кровью, на хрен! Захлебнется, на хрен, братовья!

– …я!....я!.. – отвечала набережная.

– Пока полностью, мать их, не уроют всю армию, на хрен, всю, на хрен, полицию, на хрен, всех этих траханных чиновников, в рот их трахать! Сами, мать их поперек и вдоль, будем править, на хрен! Сами, на хрен!

– …ами!......уй!....ять!… – раздавалось.

Он, опять набирая в грудь воздуха, опять взмахнул картузом, и тысячи глоток разом выдохнули «Хх-ха-аа».

– А пока, вашу мать, бросай работу, на хрен! По два литра каждому, на хрен, кто с завтрева же работу бросит, мать вашу лежа и стоймя!

– …уй!!! – взревела толпа. – …ду! …ай! …уй! …о-ту! …уй! На-ахреееен!

– Я, траханная сила, пошлю комиссаров, на хрен, по заводам водяру бесплатно раздавать, смотри, их слушать строго, мать вашу! А то у нас, на хрен, дело не выгорит ни хрена, вашу мать! Сегодня все зашибись – бери, на хрен, что хочешь. Трахаться в ррот! И комиссар скажет, что, на хрен, оно и как, на хрен! Слушайте комиссаров, вашу мать, ребята! И все станет как оно есть, зашибись, на хрен!

– …ять!.. …ять!.. …ять!.. – отвечало эхо.