С Андреем они съездили в Голландию. Мати пригласили выступить в каком-то русском клубе. Она вышла на сцену под аплодисменты в польском костюме. Потом обед, а по дороге на станцию — оставался час до поезда — зашли в церковь к кальвинистам. Люди входили в храм в шляпах, с дымящимися сигарами в руках, которые во время службы клали перед собой на столик. Мати поморщилась, а Андрей не на шутку рассердился.
— Пошли, здесь нечего делать. Карман и желудок — больше у них нет ничего святого.
Был светлый солнечный мартовский день. Церковь Святого Михаила на бульваре Александра III была полна народу.
— Что случилось? Кто умер? — спросила старенькая благородного вида дама по-французски с сильным русским акцентом.
— Ничего не случилось. Свадьба, бабушка.
— Кто молодые, дорогой? Сколько народу, что не видно.
— Артистка и Великий князь.
— Да? — Старая женщина радостно перекрестилась. — А, да, теперь вижу. Это — Романов.
— Он и выглядит, как Романов. Смотри, какая походка, какой он высокий и красивый. Слава Богу, один из них жив. Они не такие плохие, как эти бесы их представляют.
— Уж очень немецкий тип, посмотрите на его профиль. Все жены у Романовых немецкие принцессы, так что не удивительно, — заметил кто-то в толпе.
— Ты сам немецкий тип, старый дурак.
— C'est lui… c'est elle, — послышалось в толпе, когда Мати и Андрей появились перед высокой фигурой священника.
Венчание шло на двух языках, по-русски и по-английски для иностранцев и прессы.
— …венчается раб Божий благоверный Великий князь Андрей с рабой Божьей Матильдой. Раб Божий Андрей, берешь ли эту женщину как венчанную жену любить, заботиться в болезни и здравии…
— Беру. — Андрей смотрел Мати в лицо.
— …берешь ли ты, раба Божия Матильда, этого мужчину в мужья любить, заботиться в болезни и здравии…
Мати скосила глаза на Андрея и улыбнулась.
— Беру.
Они поцеловали икону, которую им поднесли. Со стороны невесты держал над головой свадебный венец Великий князь Кирилл Владимирович, брат жениха, а со стороны Андрея младший брат Кирилла Владимировича, Борис Владимирович. За спиной невесты всю службу стоял, наблюдая за происходящим, красивый молодой человек.
— Сын невесты… люди говорят, что это сын самого Государя, смотри-ка, здоровый, кровь с молоком, не то что тот несчастный от немки, — говорила, сдерживая голос, но достаточно громко дама в шляпе с широкими полями.
— Помолчите, ничего не слышно, — зашипели на нее.
— Какой Государь? Этого не может быть, это чушь.
— Один есть Государь, тот самый, которого жиды убили. Он был влюблен в нее.
— Это уж слишком, это ложь. Вы не можете говорить такие вещи на публике.
— Это правда. Ленин был жидом, все они.
— Ах ты сволочь, замолчи немедленно, все это ложь. Ты, вероятно, из «Черной сотни».
— Что это — «Черная сотня»? — Мальчик дернул за рукав мужчину.
— Негодяи, хотят стравить нас, — объяснял какой-то человек.
— Да, я из «Черной Сотни», а ты, старый дурак, сам жид, поэтому и защищаешь их.
— Замолчите, господа, дайте послушать службу.
Новобрачные вышли из церкви. Они поцеловались на радость публике и фотографам, понаехавшим отовсюду. Толпа поздравляющих окружила машину, украшенную белыми лентами и цветами, которую предоставил им друг Изадоры Дункан.
К красивому молодому человеку, молча наблюдавшему за происходящим, подошел старенький воин в потертой военной форме с наградами на груди.
— Ваше Высочество, это вам. — Он протянул маленький конверт.
— Спасибо, любезный. — Князь Красинский открыл конверт и вынул оттуда записку.