Неистовый

Выхожу, пытаюсь сориентироваться, и вдруг понимаю, что у Артёма нет кухни. Есть что-то типа барной стойки, которая заставлена бутылками с разноцветным содержимым, а на стене неоновая вывеска с коктейльным бокалом и надписью «Живи!».

Артём стоит за стойкой и режет лайм на красивые ровные дольки. Кажется, он тоже привел себя в порядок. В своем стиле: избавился от рубашки и пиджака. Стоит и светит голым торсом. Рот наполняется слюной ─ то ли оттого, что я смотрю на лайм, то ли потому, что я «облизываюсь» на его обнаженное тело. Маленькая дурочка, одержимая плотью и плотским.

Ставит на стол две вытянутые тонкие стопки и до краев наполняет их зеленой жидкостью с горьковато-пряным ароматом. Тяну руку к одной из рюмочек, но он меня останавливает тоном, с которым обычно бьют по рукам:

─ Подожди. Еще не время. Наблюдай.

Как же меня заводит его приказной тон. Делаю глубокий вдох. Тут все пропитано им, и тело начинает бешено пульсировать просто от нахождения в его пространстве. И мне даже подумать страшно, что утром придется поехать домой. И все кончится. Возможно, навсегда.

Купает в содержимом рюмок кусочки сахара. Я стою и наблюдаю за этим действом, радуясь так по-детски. Устанавливает на рюмочки чайные ложечки, тщательно поправляя их красивыми пальцами, и укладывает в них кусочки позеленевшего сахара. Выуживает из кармана брюк зажигалку и поджигает сахар. Как завороженная, наблюдаю за пляской огоньков. То же самое он делает и с моим сердцем. Оно плавится и чернеет, стекая сладкими каплями и растворяясь в зеленом мороке. Не знаю, как чувствует себя сахар, но сама я готова и дальше гореть и плавиться в его руках.

Сахар расплавился и стал одним целым с содержимым рюмок. Снимает ложечки и подносит мне напиток. Я смотрю в его глаза цвета жженого сахара и выпиваю пахнущий карамелью и горькими травами алкоголь одним глотком. Дыхание парализует, а на глаза в момент наплывают слезы. Меня сгибает пополам и сотрясает кашлем. Я только что выпила жидкий огонь. Оно слишком крепкое. И горькое несмотря на сахар.

─ Ты отчаянная, ─ ласково говорит Артём, обхватив мою талию ладонями. ─ Залпом абсент заливаешь. Молодец! Я обмякаю в его руках. Жжение в груди прошло, и голова кружится так сильно, словно меня пару часов катали на карусели. Он обнимает меня уже за плечи и ведет вглубь квартиры. Шатаюсь, но в коконе его рук упасть все равно не получится.

Это спальня. Типа того. Я вижу его фетиш. Или просто увлечение. А может, и работу.

Нас встречает ужасающего вида манекен, обряженный в старинные японские доспехи, похожие на одеяние Шредера из мультсериала «Черепашки Ниндзя», которых я так любила смотреть в детстве. Мне очень нравился зловещий господин в маске. Я всегда была на стороне злодея и болела за него всей душой. Глаза у рыцаря были как у Артёма.

─ Ты востоковед? ─ спрашиваю чуть заплетающимся языком, в который впечатался вкус абсента.

─ Завтра спросишь, ─ укладывает мне палец на губы, призывая замолчать. ─ Это настоящий самурайский доспех. Возбуждает, правда?

Киваю, косясь на грубый матрас, застеленный белыми простынями, которые кажутся кроваво-красными от очередной вывески, которая на этот раз призывает кайфовать.

Я стою, уносимая потоками, словно лежу на воде и плыву. В голове пусто, а тело пульсирует. Он медленно обходит меня и останавливается за спиной. Шею обжигает дыхание и парочка легких поцелуев.

─ Сколько тебе лет?

─ Двадцать четыре. А тебе? ─спрашиваю я, подозревая, что он прилично старше. Меня никогда не заводили ровесники. Теперь я это четко понимаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

─ Мне тридцать пять. Много было партнеров? Половых.

Я сухо сглатываю, но мне уже почти не стыдно. Вопросы ─ это мелочь после того, что было в ресторане. Стою, вытянувшись в струнку, а его пальцы медленно расстегивают ряд мелких пуговок на блузке.

─ Один, ─ отвечаю как есть.

─ Хочу, чтоб ты остановила счетчик на двух. Я собственник. Хочу, чтоб ты принадлежала только мне. Поняла?

─Поняла, ─ выдыхаю я, и он рывком сдергивает с меня блузку.

─ Чего ты хочешь? И что разрешаешь мне? ─ От его голоса хочется плакать, но слезы эти не связаны с горем. Пока не связаны. Пока он рядом, я буду счастлива.

─ Всё, ─ говорю удивительно твердо и громко, и сама пугаюсь собственного голоса.

─ Нет, ─ осекает меня Артём, расстегивая молнию на юбке. ─ Ты должна установить границы!

Юбка падает на пол, и я ее перешагиваю, а Артём продолжает медленно меня раздевать, все так же стоя за спиной и не позволяя посмотреть на себя.

─ Ты можешь все, если мне будет хорошо, ─ уточняю я, не желая ограничивать ни его, ни себя.

Хриплый смешок впечатывается в кожу вместе с крепким поцелуем.

─ Ты любишь это слово? «Все»?

─ Я люблю тебя, ─ выдаю я и мертвею от ужаса. Ну как можно было сказать такое вслух?

─ Нет, не любишь. Увлечена. Максимум влюблена. Глупышка, но этим подкупаешь.