Неистовый маркиз

— Да, конечно, — кивнул Кейн с улыбкой.

Лицо девушки просветлело, и она воскликнула:

— В самом деле выберемся?!

— В самом деле. В котором часу церковная служба? А впрочем… Думаю, сегодня мы можем пропустить службу.

— Но, Джон!.. — Эстер уставилась на него в изумлении. — Ведь сегодня Пасха!

— Выходит, ты не хочешь, чтобы я поучил тебя игре в пикет?

— Нет-нет, хочу! Очень хочу! Но мы обязательно должны сходить в церковь на Пасху.

Кейн задумался. Он видел, что сестра начала «выздоравливать» от того уныния, что годами царило в аббатстве Маркли-Чейз, однако он понимал, что религиозное воспитание не позволяет ей пропустить богослужение в такой день. Но к сожалению, он не мог ее сопровождать. Пока что пребывание Эстер в Лондоне являлось тайной, и эта тайна тотчас же будет раскрыта, если знакомые на службе увидят их вместе. Что же касается слуг, то само собой разумеется, что никто из них не подходил для того, чтобы сопровождать молоденькую благовоспитанную девушку.

И тут он вспомнил про Джулиану. Кажется, она говорила, что в детстве постоянно посещала церковь. Кейн быстро написал записку и вызвал одного из слуг.

— Надо доставить это миссис Мертон. И пусть подготовят старую карету.

Он не был в церкви уже восемь лет, да и сейчас в этом не нуждался. Но как только Джулиана увезла Эстер в скромной голубой карете, Кейн вдруг обнаружил, что последовал за ними пешком.

В церкви Святого Мартина в это пасхальное утро было многолюдно, и все места внизу и на галереях оказались заняты. Проскользнув внутрь, Кейн встал вместе с другими прихожанами в боковом проходе. Когда-то в детстве постоянные посещения церкви считались для него обязательными, и Кейн уже не мог припомнить, когда впервые ужасно развеселился, узнав, что семейство Годфри, столь гордившееся своей набожностью и благочестием, извлекло доход из земель, отобранных у соседнего монастыря.

Что же касается церкви Святого Мартина, то сегодня, в этот праздничный день, здесь царило оживление, и все прихожане были столь же нарядны, как и украшенные цветочными композициями кафедра и алтарь.

Вскоре зазвучали песнопения, и сотни радостных голосов, исполнявших пасхальные гимны, слились воедино. Кейн же посматривал по сторонам, выискивая даму в черном. Он увидел ее почти в самом центре — ее черная шапочка резко контрастировала со светлой соломенной шляпкой Эсти. И даже глядя на них издали, Кейн понял, что они уже успели подружиться за время своего «тайного» путешествия. Эстер находилась в крайнем возбуждении, когда ее провели через конюшни для встречи с каретой на углу Чарлз-стрит. Несомненно, она поведала Джулиане о своих «приключениях». И сейчас, во время песнопений, они то и дело переглядывались и едва заметно улыбались. Да-да, было совершенно очевидно, что они уже стали подругами.

И маркиз, наблюдая за ними, вдруг почувствовал: сейчас, в это чудесное весеннее утро, его переполняет счастье. Да, он был счастлив оттого, что находился в церкви вместе с Джулианой и Эстер. Более того, он понял, что для него они обе дороже всех людей на свете. Ему хотелось протиснуться сквозь толпу, стать между ними и крепко обнять обеих, чтобы разделить вместе с ними эти благословенные мгновения. А затем он отвезет их домой и отпразднует этот замечательный день.

Однако, уже выходя из церкви, Кейн тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что не смог бы обнять сразу и Джулиану, и Эстер. Да, это было невозможно, поэтому следовало немедленно что-то предпринять. Впрочем, он уже знал, что именно должен сделать. Он больше не мог уклоняться от ответственности, от того, что его мучило.

Он намерен был забраться в логово дракона.

Если идти через парк на другую сторону Беркли-сквер, то это составит, вероятно, не более двухсот ярдов. Но для Кейна эти двести ярдов растянулись миль на двести, и он шел… как идут на казнь.

Особняк был обманчиво скромным, но его обитатели обладали немалым влиянием. Леди Моберли, используя политическую карьеру мужа, а также собственные способности, добилась такого влияния в свете, каким обладали лишь очень немногие дамы. Кейн разговаривал с ней только однажды за все те годы, что жил в Лондоне. И сейчас, сделав глубокий вдох, он взялся за дверной молоток и энергично постучал.

Дверь открыл тот, кого Мел в последнее время считала монархом. Правда, человек этот был слишком коротконогий для русского царя, слишком высокий для Наполеона и слишком худой для того, чтобы походить на принца-регента или на Людовика XVIII.

Кейн приветствовал слугу чуть насмешливой улыбкой.

— Ее светлость дома? — спросил он.

Дворецкий взглянул на визитера с предельным высокомерием и осведомился:

— Могу я узнать, кто ее спрашивает?

Кейн пристально посмотрел ему в глаза.

— Полагаю, вам известно, кто я такой.

Слуга спорить не стал.

— Хорошо, я сейчас справлюсь, принимает ли ее светлость. — Резко развернувшись, он ушел, оставив гостя в холле.