Неистовый сын Трира

Карл и Энгельс миновали еще несколько дворов и спустились к Эрку ниже моста Дюси-Бридж. Эрк – приток Эруэлла, одной из речек, на берегах которых раскинулся Манчестер. Эрк очерчивает границу города с севера. За Эрком – Читам-Хилл, северное предместье Манчестера, средоточие кожевенных заводов, красилен и костомолен. Они-то, кожевенные заводы, красильни и костомольни, и сделали Эрк вонючей и грязной речушкой. Берега ее завалены отбросами, возле которых гниют и пузырятся лужи, источая ужасный смрад.

Карл и Фред поднялись на мост. Здесь вонь была не так сильна, тянуло ветерком.

– Странно, что Данте ничего не написал, кажется, о запахах ада. Или написал? Если написал, то вонь в аду должна быть такой же, как здесь. Отвратительнее не придумаешь, – сказал Карл.

– А теперь посмотри туда, – предложил Энгельс, указывая на высокие зубчатые стены, которыми было обнесено какое-то здание. Отсюда, с моста, была видна лишь крыша этого здания, черепичная, закопченная, как и все крыши окрестных домов.

– Что это, какая-нибудь фабрика? – спросил Карл.

– Это «Бастилия для бедных», – ответил Энгельс. – Работный дом, который я обещал тебе показать. К сожалению, туда нас не пропустят, нужно разрешение властей. И его не так легко получить. Но я разговаривал с людьми, которые там живут. Впрочем, живут – не то слово. Скорее, страдают… Посуди сам: там кормят только картофелем и овсяной кашей. И не досыта, разумеется. А тех, кто не выполняет работу, вообще лишают еды. Голодом наказывают слабых. И не только голодом. Там людей истязают, но об этом запрещено говорить. Голод, холод, жестокое обращение – все это приводит обитателей работного дома к быстрой смерти. Мертвых хоронят там же, в общих ямах… – Энгельс достал трубку, закурил. – Закури и ты, – предложил он Карлу. – Не так чувствуется этот отвратительный запах.

Карл последовал его совету, раскурил сигару. Оба продолжали смотреть в сторону работного дома.

– Мне кажется, что лично я предпочел бы этому дому смерть, – сказал Энгельс. – Рабочие боятся этого дома пуще тюрьмы. Да и есть чего бояться. Семьи там разлучены. И как ты думаешь, с какой целью?

– Чтоб не рождались новые дети, – предположил Карл.

– Ты угадал. Взрослые живут по двенадцать – четырнадцать человек в одной комнате. Детей, если они провинились, запирают для наказания в мертвецкой, и тогда они спят на крышках гробов. Видимо, в этом же доме обитают жена и дети нашего недавнего знакомого…

– Ты действительно пришлешь ему врача? – спросил Карл.

– Да, пришлю.

Они снова вышли на улицу Лонг-Миллгэй.

– Не заглянуть ли нам в пивную? – спросил Энгельс. – Пить хочется.

– Пожалуй, – ответил Карл.

Сели в конце длинного стола, у окна. Поодаль от них уже сидели четверо посетителей. Судя по одежде, это были рабочие, «плисовые пиджаки». О том, что рабочих в Англии называют «плисовыми пиджаками», Карл узнал от Энгельса. Он же объяснил Карлу, почему именно «плисовые пиджаки». Теперь Карл мог убедиться, насколько объяснение Энгельса было верным. Рабочие действительно носили брюки и куртки из плиса. Иногда из другой плотной бумажной материи. Рубашки – из ситца. Как правило, из самого дешевого.

Теперь лето, тепло всем – и тем, кто в плисе и ситце. А каково им зимой, когда пронизывающие ветры, сырость?

Томас Карлейль, английский философ, книгу которого Карл вчера читал, сказал о рабочих, своих соотечественниках, следующее: «Они носят костюм из лохмотьев, снять и надеть который есть одна из труднейших операций, предпринимаемая только в праздники и в особо торжественных случаях». Карл выписал эти строки Карлейля, подумав о том, что они ему когда-нибудь понадобятся.

На рабочих, сидевших за столом, одежда была не из лохмотьев, но далеко не новой и не чистой. Пиво они пили молча, настороженно поглядывая на Карла и Фреда.

– Мы им не нравимся? – спросил у Фреда Карл.

– Разумеется, – ответил Фред по-английски. – Они видят в нас господ. А эта пивная не для господ. Они ее считают своей. И очень хотели бы, чтобы господа здесь не появлялись. И не мешали бы им обсуждать свои проблемы. Верно я говорю, Лич? – обратился Энгельс к одному из рабочих.

Поднялся самый пожилой из четверых. Почти совсем седой, но еще крепкий, с большими, сильными руками.

Подойдя к Энгельсу, он сказал, извиняясь:

– Я не сразу вас узнал, господин Энгельс. Не мог и предположить, что вы снова в Манчестере. И честно говоря, рад вас видеть. Все ли у вас хорошо?

– Да. А у вас, Лич?

– Мы живем надеждами. И борьбой, – ответил рабочий. – Борьба объединяет нас. Она же дает нам надежду. Одним словом, действуем.

– Жив, значит, чартизм?

– Еще как жив! Мы верим в победу. И в наших вождей.

– Я зайду к тебе, Лич, – сказал Энгельс. – Есть о чем потолковать. Кстати, книгу о рабочих Англии я написал, как и было обещано. Принесу тебе.

– Я пригласил бы вас и вашего друга за наш стол, – сказал Лич, – но мы уже уходим. Впрочем, мы еще успеем выпить по кружке пива. Прошу вас.